Мэг кивнула и собралась выйти, но в узком пространстве камбуза ей не удалось избежать соприкосновения с ним.
— Пусти, я пройду, — пробормотала она.
— Куда ты так торопишься?
— Я должна поговорить с Энди.
— О чем?
— Он был так груб с тобой! Я не собираюсь с этим мириться.
Она попыталась сосредоточиться на том, что говорила, и не думать об этой опасной близости Сэма. У какого другого мужчины такие нежные губы? Такие чарующие глаза?
— Я не потерплю, чтобы он относился к тебе так, словно ты в чем-то виноват. Если кто и виноват, то только я…
— Дело не в этом, Мэг. То, что его мучает, — это необходимость делить тебя со мной. Прежде ты целиком и полностью принадлежала ему, и он не хочет, чтобы что-то изменилось. И знаешь что, Мэг? Я не могу видеть, как ты страдаешь.
Я не была бы такой несчастной, если бы не видела Алекс с тобой вчера вечером!
— Пусть он не хочет перемен, — ответила она, — и никто не может приказать ему любить тебя, но я требую, чтобы он относился к своему отцу с уважением.
— Хочешь, я пойду с тобой для моральной поддержки?
— Не надо, я сама справлюсь.
Он подал ей легкую белую рубашку:
— Надень-ка это. Я не хочу, чтобы ты обгорела.
Эта забота тронула Мэг, но она могла бы ответить ему, что уже поздно — она обгорела, обгорела от его пламени, как неосторожный мотылек!
— Спасибо. — Она взяла рубашку и боком протиснулась к лестнице, надеясь, что он не заметил, как ее глаза заблестели от внезапно набежавших слез. Ей не хотелось сразу же встречаться лицом к лицу с Энди, поэтому она присела на баке, стараясь взять себя в руки.
Мрачно уставившись на воду, Энди старался привести в порядок спутанные, тоскливые мысли.
Было бы лучше, если бы он не слышал, о чем мама говорила с Сэмом Грейнджером.
То, что его мучает, — это необходимость делить тебя со мной. Прежде ты целиком и полностью принадлежала ему, и он не хочет, чтобы что-то изменилось. И знаешь что, Мэг? Я не могу видеть, как ты страдаешь.
Энди прикрыл глаза ладонью. Он так зациклился на своих переживаниях, что даже ни разу не спросил себя, каково приходится маме. Никогда, ни за что на свете он не хотел бы обидеть ее, ведь он любил ее больше, чем кого-либо еще в своей жизни.
Конечно, Сэм Грейнджер прав. Он не желает делиться. Он хочет, чтобы все оставалось как было.
Он пристально взглянул на мать, когда она появилась на палубе. Энди ожидал, что она накинется на него с упреками, но Мэг встала на баке спиной к нему. Она сняла спасательный жилет, собираясь надеть рубашку с длинными рукавами. Энди успел заметить, что ее щеки мокры от слез.
— Мам, ты что?
В этот момент судно сильно качнуло, и Мэг полетела вперед, на крышу кабины, но прежде, чем успела схватиться руками за поручни, она споткнулась. Споткнулась о тот самый канат, который отец трижды просил его убрать!
Мэг упала вперед, Энди услышал ужасный треск, когда ее голова ударилась о металлическую планку крепления.
— Мама! — Удар волны о борт судна поглотил его сдавленный крик.
Энди видел, как она с трудом, точно оглушенная, пытается встать на колени, но в этот момент другая волна резко приподняла нос яхты, судно опасно накренилось. Мэг упала на бок и покатилась к борту. В следующее мгновение ее перебросило через ограждение, и она полетела в воду.
В течение одной очень долгой секунды Энди не мог пошевелиться. Затем он пришел в себя и, схватив шест с оранжевым буйком, подлетел к борту, выбросил буек, чтобы обозначить место ее падения, и, пытаясь разглядеть ее в волнах, изо всех сил закричал:
— Папа! Скорее сюда! Мама упала за борт!
Сэм мрачно смотрел на жарящегося лосося. Как там Мэг? Как Энди отнесется к ее просьбе? А вдруг ее нотации только ухудшат положение вещей и Энди вообще навсегда замкнется за непроницаемой стеной, сооруженной его гордыней?
Все это печалило Сэма. Как тяжело осознавать, что его сын, такой желанный и любимый, не хочет иметь с ним ничего общего! В его собственной судьбе все было с точностью наоборот: он был ребенком, от которого отгородился отец, а теперь стал отцом, отвергнутым своим сыном.
— Папа! — раздался вдруг вопль, наполненный ужасом и болью. — Скорее сюда! Мама упала за борт!
Сэм выскочил на палубу.
Мэг нигде не было видно. Он сразу же заметил, что ее спасательный жилет валяется на палубе. Господи!
— Где она? — прокричал Сэм.
Энди дрожащей рукой показал на буек, качавшийся над белогривыми волнами. Никаких следов Мэг!
Энди запричитал, что именно он виноват в том, что произошло, потому что так и не подобрал канат, но Сэм уже нырнул в воду.
Он быстро доплыл до буйка и стал нырять в поисках Мэг, как вдруг заметил ее светлые волосы на поверхности воды в нескольких метрах от места падения и вздохнул с облегчением. Пока он изо всех сил плыл к ней, она внезапно ушла под воду, затем через мгновение снова всплыла. Волны и сильное течение делали продвижение Сэма не таким быстрым, как хотелось, но наконец он увидел ее рядом и схватил за плечо прежде, чем она опять скрылась под водой.
Страх снова охватил его, когда он понял, что она без сознания. Лицо ее было пепельно-серым, лоб разбит.
— Боже мой, — пробормотал он. — Держись, Мэг, держись, прошу тебя!
Он поплыл к яхте, крепко прижимая к себе ее безжизненное тело, и, казалось, прошел целый час, прежде чем они добрались до судна. Бледный и насмерть перепуганный Энди помог втащить тело Мэг на палубу.
— Вызывай по радио «скорую помощь», Энди, — бросил Сэм, склоняясь над ней. — Запускай двигатель. Мы едем домой.
И, молясь о чуде сильнее, чем когда-либо в своей жизни, Сэм начал делать Мэг искусственное дыхание.
В городке не было своей больницы, ближайшая находилась в Ларч-Гроув. Когда машина «Скорой» подъехала к приемному покою, «инфинити» следовала за ней.
Мэг уложили на каталку. Несмотря на настойчивые просьбы, Сэму и Энди не разрешили сопровождать ее.
Мэг по-прежнему не приходила в сознание, и это был плохой знак.
Зал ожидания оказался маленькой неуютной комнатой с четырьмя креслами и столом, заваленным старыми журналами. Как только они вошли, Энди забился в кресло и прикрыл лицо журналом, делая вид, что читает. Сэм принялся ходить взад-вперед по коридору, изредка бросая на мальчика пристальные взгляды. Последние полчаса они не разговаривали друг с другом. Ему хотелось приободрить сына, но собственный страх мешал найти нужные слова. Он боялся потерять самообладание и еще больше боялся, что это увидит его ребенок.
Энди все время молчал, и Сэм даже спросил себя, не послышалось ли ему, что он назвал его папой там, на яхте, когда Мэг упала. Наверное, в момент опасности Энди забыл о своей враждебности и, учитывая обстоятельства, обратился за помощью к взрослому.
Энди чувствовал, что желудок судорожно сжимается, и изо всех сил надеялся, что его не стошнит.
Нет, он никогда не простит себя, если мама не выживет.
Это он во всем виноват. Уже столько дней вел себя как последний эгоист. За все это время Сэм Грейнджер обратился к нему только с двумя просьбами — помочь ему передвинуть мебель и убрать тот злосчастный канат. Он нарочно не послушался, и вот к чему это привело. Ничего удивительного, что отец больше не желает разговаривать с ним. Теперь он возненавидит такого сына, да и мама, если только поправится, тоже будет ненавидеть его.
Он все испортил!
Что же делать? Попросить прощения? Но каждый раз, как Энди собирался заговорить, он чувствовал, что сейчас расплачется, как младенец. Тогда отец будет презирать его… Он спрятался за журналом.
Нет, так не годится! Он должен найти в себе силы встать, подойти к отцу и попросить прощения.
Давай, Энди!
Он отбросил журнал и с трудом начал подниматься. В то же мгновение слезы ручьем потекли из его глаз, рыдания сдавили горло. Нет, бесполезно!
Увидев идущего по коридору врача, Сэм бросился ему навстречу.
— Вы мистер Стеффорд? — спросил доктор.