Потом огибали квартал… потом снова куда-то шли.
И говорили. Говорили и говорили. Разговоры, жаркие споры имели для нас немаловажное значение. Но мы не только говорили, мы и писали. Барабанили на купленных в комиссионках портативных пишущих машинках каждый у себя дома, но с твердым намерением показать написанное другим. Мы осознавали значение слов, но особенно нам хотелось, чтобы мир услышал, увидел и оценил наши слова. Когда-нибудь. Мы, разумеется, не знали, каким образом это произойдет и когда, но, оглядываясь назад, я могу сказать, что мы своего добились. Если мы и были «лягушатами», как говорит Деймон Найт, тогда в какой-то момент жизни каждому из нас встретилась сказочная принцесса, поцеловала, и мы превратились в кого-то еще… иначе мы не собирались бы сейчас на крыше Майл-Хай-Билдинг на пятидесятую годовщину нашего клуба, репортеры не слетались бы со всех сторон, как пчелы на мед, и нас бы не показывали миру в шестичасовых выпусках новостей.
Прямого рейса с Мауи до Нью-Йорка нет, потому что самолетам-амфибиям не разрешено летать над материком. Мне пришлось делать пересадку в Лос-Анджелесе. Естественно, на нужный мне рейс я не успел, вылетел в Нью-Йорк следующим и уже, приземлившись в Айлдуайлде, знал, что опаздываю на встречу.
Носильщик в мгновение ока достал мне такси: пятидолларовая купюра творит в аэропорту чудеса. Усевшись на заднее сиденье, я тут же уставился на далекие силуэты нью-йоркских небоскребов, над которыми одиноко высился Майл-Хай-Билдинг — длинный-предлинный охотничий рог, поставленный на широкую часть… если, конечно, можно представить себе охотничий рог с дырками. Инженеры говорили, что им необходимы сквозные каналы для протока воздуха, иначе сильный ветер может повалить здание набок.
Может, так оно и есть. Мне бы хотелось верить, что эти каналы повышают безопасность, но по телу пробегала дрожь, когда я видел тонкие стойки-карандаши, соединявшие массивы этажей.
Однако Майл-Хай стоял и не падал уже шесть или семь лет. Его видно в радиусе сорока или пятидесяти миль. Более того, он такой высокий, что, проезжая и Куинс, и Бруклин, я смотрел на него, задирая голову кверху. Когда же такси остановилось у его подножия и я вылез из кабины, громадина Майл-Хай-Билдинг просто испугала меня. Когда я поднимал голову, создавалось ощущение, что дом вот-вот на меня рухнет.
Лимузин подкатил к тротуару, в затылок моему такси. Мужчина, вылезший из него, дважды бросил на меня короткий взгляд, я трижды посмотрел на него, а потом мы заговорили одновременно:
— Привет, Фред, — поздоровался он.
— Док, как поживаешь? — отозвался я. — Давненько не виделись.
Действительно давненько — двадцать лет. Приехали мы, разумеется, по одному и тому же поводу. Док Лаундс подождал, пока я расплачусь с водителем, несмотря на легкий дождь. А когда я вновь посмотрел на Дока, тот стоял, задрав голову, обозревая Майл-Хай-Билдинг.
— Знаешь, на что он похож? — спросил Док. — Он похож на космическую пушку из «Грядущего». Помнишь?
Я помнил. В конце тридцатых годов «Грядущее» стал нашим культовым фильмом. Большинство из нас видело его как минимум раз десять (я вот тридцать два раза).
— Да, космическую, — улыбнулся я. — Ракетные корабли. Люди, отправляющиеся на другие планеты. В те дни мы могли поверить во что угодно, не так ли?
Он пристально посмотрел на меня.
— Я и сейчас верю, — и мы зашагали к экспресс-лифту, чтобы в его кабине подняться на крышу.
Майл-Хай-Билдинг, конечно же, не имел ничего общего с космической пушкой из «Грядущего». Скорее он походил на космическую станцию будущего из еще более старого научно-фантастического фильма «Представить только», с автоматическими гироскопами, марсианскими ракетами и молодыми парами, которые получали своих младенцев из раздаточных автоматов. Героиню играла очаровательная девушка, только-только приехавшая в Голливуд из Ирландии. После этого фильма я на всю жизнь влюбился в Морин О'Салливан.
В Майл-Хай-Билдинг не было ни гироскопов, ни ракет. Не было (к сожалению) и по-прежнему очаровательной Морин. Но этот небоскреб мог дать сто очков вперед любому старинному научно-фантастическому фильму. Путь на крышу состоял из нескольких отрезков и равнялся ровно одной миле. Благодаря стеклянным стенам ты видел, как все пять тысяч футов исчезали внизу, тогда как ты возносился вверх. На пике разгона скорость кабины достигала ста миль в час.
Дока качнуло, когда лифт разогнался.