Медсестра из поликлиники все еще делала ему уколы и внутривенные вливания глюкозы, но врач навещала его теперь через день. Ему разрешили садиться и, после его настойчивых просьб, помыться под душем.
— Только теплой водой и не делать при этом резких движений, — предупредила врач.
Ольга попросила дворничиху, которую все — и взрослые, и дети — называли тетей Наташей, помочь ей отвести больного в ванную.
Тете Наташе было за шестьдесят, но сил и здоровья у нее было не занимать. По-девичьи звонкоголосая и белозубая, она со всяким делом справлялась легко и ловко. Несмотря на то что ноги от слабости подгибались в коленях, Шелепин без труда дошел до ванной комнаты, опираясь на ее крутое плечо. Усадив его на табурет возле ванны, тетя Наташа крикнула в открытую дверь:
— Ты, Ольга Владимировна, постельку пока приведи в порядок, комнату проветри, а мы тут управимся.
Коричневыми шершавыми руками она принялась расстегивать на Шелепине пижаму. Он смутился было, тетя Наташа удивленно вскинула на него маленькие, ярко выделяющиеся на ее загорелом лице своей голубизной глаза.
— Да вы, никак, стесняетесь? Меня-то, бабу старую? У меня сынок немногим вас помоложе. Ай, и чего смущаться-то? Господь бог всех одинаковыми создал. Вы сидите смирнехонько, а я вам спину потру. И головушку вымою.
Он подчинился ласке этих слов, ловким и сильным рукам женщины. Стало так хорошо от этого голоса и бережливых шершавых рук, как бывало в детстве, когда мать купала его в оцинкованной ванне, тоже приговаривая вот так разные слова. И еще была очень приятна вода, ласковая, освежающая. Он никогда бы не подумал, что такая заурядная процедура, как мытье в ванной, может доставить человеку столько удовольствия. Норовил подставить руку под струю, удивлялся радужным переливам мыльной пены. Не хватало только еще, чтобы он попросил резиновую рыбку! Тетя Наташа отмочалила его так, что он стал розовым, как младенец, потребовала, чтобы Ольга нагрела простыню, и обтерла его этой простыней, помогла одеться. Укладывая его в постель, приговаривала певуче:
— Во-от как! Во-от как мы намылись!
Ее круглое лицо сияло, словно это не Шелепин, а она сама после долгих недель смыла с себя тягостный пот недуга. И Шелепин был благодарен ей за то, что она так искренне разделила с ним его радость. Он попросил тетю Наташу остаться выпить с ним чаю. И не потому, что хотел отблагодарить ее этим. Было приятно присутствие этой женщины, интересно с ней.
— Ну, что ж, чаек после бани самое хорошее дело, — согласилась дворничиха.
Она приняла от Ольги рюмку ликера, но от второй отказалась, а чай пила так же, как делала все — истово, аппетитно. Откинувшись на подушки, Шелепин тоже с наслаждением пил чай и расспрашивал тетю Наташу о ее работе, семье. Дворничиха рассказывала с той сдержанностью, которая свойственна людям, прожившим честную трудовую жизнь. Муж у нее был кондуктором, погиб во время железнодорожной катастрофы. Она вырастила троих детей. Сын работает помощником машиниста, старшая дочь закончила педагогическое училище, младшая учится на медицинскую сестру.
— Говорят: «Бросай работу, мама». Хватит, дескать. А жалко, — женщина отодвинула чашку и кончиком белого головного платка обтерла губы. Лицо у нее приняло строгое выражение, и стало видно, что она уже очень немолода. Но это была здоровая, ясная старость. — Жалко ее бросать, работу-то. Как же! Теперь я при деле, вроде как и все. А бросишь, — тетя Наташа махнула рукой, слегка задев позолоченную конфетницу. Поставила вазочку в сторону, вздохнула. — И то пора. И силы уже не те, и за внучатами глаз нужен.
Она встала, поклонилась, невысокая, крепкая, в хорошо простиранном, слегка выгоревшем сатиновом платье.
— Спасибо за привет, за хлеб-соль. Поправляйся, Анатоль Николаевич. А коль что понадобится, пускай Маришка прибежит. Она знает куда. Они, пострелята, все знают!
Шелепин подумал, что тетя Наташа сказала так вовсе не потому, что этого требовали приличия. Она и в самом деле будет рада чем-нибудь помочь.
Когда она вышла в прихожую, Шелепин услышал приглушенный голос жены. Он не разобрал, о чем они говорили, понял по ответу дворничихи.
— Бог с тобой, Ольга Владимировна! Больному человеку помочь — какие тут могут быть деньги? И у меня случись беда, разве ты откажешь?