— Питер. Боюсь, я не очень последовательна. Я приехала сюда сегодня вечером с решительным намерением сказать вам, чтобы вы бросили всё это дело. Но я хотела вести свой собственный бой. Я… я, — она подняла глаза и продолжила с дрожью в голосе — я прокляну себя, если вас отнимут у меня бандиты или авторы анонимок!
Он выпрямился так резко, что его удовлетворённое восклицание на полпути перешло в мучительный стон.
— О, проклятый лейкопластырь! Харриет, а у вас ведь есть мужество! Дайте руку, и будем бороться, пока не падём. Нет! Ничего подобного. В этом клубе нельзя кричать. Этого никогда не происходило, и, если вы меня опозорите, я рассорюсь с Комитетом. Они, вероятно, прикажут закрыть все дамские комнаты.
— Извините, Питер.
— И не кладите сахар в мой кофе.
Позже этим вечером, позволив сильным рукам извлечь стонущего Питера из затруднительных глубин автомобильного кресла и предоставив ему немного отдыха от мук, вызванных несчастной любовью и лейкопластырем, она имела время поразмыслить и пришла к выводу, что если судьба и одержит победу над одним из них, это будет не Питер Уимзи. Он слишком хорошо знал борцовскую уловку, позволяющую победить соперника, используя его собственную силу. Всё же она была уверена, что, если бы, когда он сказал «Мне уйти?», она вежливо и твёрдо ответила бы: «Мне жаль, но думаю, что так будет лучше», — это было бы желательным окончанием проблемы.
— Хотелось бы, — сказала она подруге по европейскому турне, — чтобы он как-то определился.
— Но он так и сделал, — ответила подруга, которая была здравомыслящим человеком. — Он знает, чего хочет. Проблема в том, что ты не знаешь. Понимаю, что не приятно разрывать отношения, но не понимаю, почему именно он должен сделать за тебя всю грязную работу, тем более, что он не хочет, чтобы это произошло. Что касается анонимных писем, мне кажется довольно смешно обращать на них хоть какое-то внимание.
Легко было так говорить подруге, не имеющей уязвимых точек в своей бурной и насыщенной жизни.
— Питер сказал, что я должна нанять секретаршу и избавиться от них.
— Хорошо, — сказала подруга, — по крайней мере, это — практическое предложение. Но полагаю, поскольку это его совет, ты отыщешь какую-нибудь нетривиальную причину, чтобы им не воспользоваться.
— Я не настолько плоха, — сказала Харриет и наняла секретаршу.
Таким образом дела шли в течение нескольких месяцев. Она не прилагала дополнительных усилий, чтобы обсудить противоречивые требования сердца и ума. Эта линия разговора вела к рискованному переходу на личности, в котором он, обладая более живым остроумием и лучшим самообладанием, всегда мог загнать её в угол, не подставляясь сам. Только чисто брутальным взломом могла она пробить его защиту, а она начала побаиваться этих диких импульсов.
В это время она не слышала никаких новостей из колледжа Шрусбери за исключением того, что однажды в осеннем семестре в одной из наиболее глупых лондонских ежедневных газет проскочил абзац об «одеянии студиентесс», в котором миру сообщалось, что кто-то сжег мантию во дворике Шрусбери и что, по слухам, «леди глава» приняла дисциплинарные меры. Женщины, конечно, всегда были лакомым кусочком для новостей. Харриет написала в газету едкое письмо, объясняя, что по-английски правильнее писать «студентка», но не «студиентесса», и что правильно называть доктора Бэринг «директором». Единственным результатом была заметка под заголовком «Леди-студент» и ссылка на «милых учащихся девушек».
Она сообщила об этом Уимзи, который, как оказалось, был самым близким мужчиной, с которым можно было поделиться, поскольку встреченная в газете вульгарность была типичным отражением отношения среднего мужчины к интеллектуальным интересам женщины. Он ответил, что невежливость всегда его ранила, но намного ли всё это хуже описания иностранных монархов, в котором их называют по имени, но без указания титула?
Однако приблизительно за три недели до конца пасхального семестра, внимание Харриет вновь обратилось к делам колледжа, причём наиболее личным и волнительным образом.
Февраль рыдал и бурями прокладывал свой скорбный путь в март, когда она получила письмо от декана.
Моя дорогая мисс Вейн!
Я пишу, чтобы спросить, не сможете ли вы приехать в Оксфорд на открытие канцлером нового крыла библиотеки в следующий четверг. Как вы знаете, этот день всегда был датой официального открытия, хотя мы надеялись, что сами здания будут готовы к заселению в начале этого семестра. Однако из-за споров с фирмой подрядчиком и несвоевременной болезни архитектора мы ужасно задержались и оказались готовы только к последнему сроку. Фактически, художественное оформление внутри первого этажа ещё не завершено. Тем не менее, мы не смогли упросить лорда Оукэппла изменить дату, поскольку он очень занятой человек, и, в конце концов, главное — это сама библиотека, а не помещения для персонала, как бы они, бедняжки, не нуждались в новом жилье.
Мы — я выступаю от имени доктора Бэринг и от себя — очень хотим, чтобы вы приехали, если сможете найти время (хотя, конечно, у вас много обязательств). Мы будем очень рады вашему совету по поводу одного в высшей степени неприятного события, которое здесь произошло. Не то, чтобы мы ожидали, будто автор детективных романов может быть практикующим полицейским, но я знаю, что вы принимали участие в одном реальном расследовании, и уверена, что вы знаете намного больше нашего о поиске преступников.
Не думайте, пожалуйста, что нас всех убивают прямо в постели! До некоторой степени я не уверена, что нам не было бы легче иметь дело с «хорошим, чистым убийством»! Дело в том, что нас преследует помесь полтергейста и анонимщика, и можете представить, насколько это отвратительно для всех. Кажется, письма начали приходить некоторое время назад, но сначала никто не обращал внимания. Я полагаю, что все время от времени получают вульгарные анонимные сообщения, и, хотя некоторые из этих мерзких посланий прибыли не по почте, нет ничего, что могло бы воспрепятствовать постороннему забросить их в домик привратника или даже в сам колледж. Но беспричинное нанесение ущерба собственности — это другое дело, и последний инцидент был настолько отвратительным, что с этим действительно нужно что-то делать. Английская просодия [33]бедной мисс Лидгейт, — вы видели эту колоссальную работу на промежуточной стадии, — была стёрта и покалечена самым отталкивающим образом, и некоторые важные части рукописи полностью уничтожены, так что их придётся создавать заново. Она почти рыдала, бедняжка; самое тревожное состоит в том, что теперь всё выглядит так, как будто виновный находится где-то в колледже. Мы полагаем, что у какой-то студентки имеются причины для недовольства преподавательским составом, но это должно быть больше, чем недовольство — это должен быть очень неприятный вид помешательства.
Едва ли можно вызвать полицию — если бы вы увидели некоторые из писем, вы бы поняли, что чем меньше огласки, тем лучше, а вы знаете, как обычно всё происходит. Смею надеяться, что вы видели этот несчастный газетный абзац о костре во дворике в прошлом ноябре. Между прочим, мы так и не узнали, кто это сделал; естественно, мы подумали, что это была глупая шутка, но теперь начинаем задаваться вопросом, не было ли это частью той же самой кампании.
Итак, если бы вы смогли выкроить время, чтобы дать нам воспользоваться преимуществом вашего опыта, мы были бы чрезвычайно благодарны. Должен же существовать способ с этим справиться — всё это просто НЕ МОЖЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ. Но ужасно трудно найти кого-то в таком месте как это, где находится 150 студенток и все двери нараспашку ночью и днём.
Боюсь, что письмо получилось очень несвязным, но именно так я ощущаю эти события, причём впереди маячит открытие библиотеки, а все входящие бумаги и счета на стипендии кружатся вокруг меня, как листья в Валломброзе! [34]Очень надеюсь увидеть вас в следующий четверг,
Искренне ваша,
ЛЕТИЦИЯ МАРТИН
Да, хорошенькое дело! Именно то, что способно нанести самый страшный ущерб университетским дамам — не только в Оксфорде, но и повсюду. Конечно, в любом сообществе всегда был риск предоставить кров какому-то нежелательному элементу, но очевидно, что родители не захотят послать своих молодых и невинных чад в места, где процветают неподконтрольные психические нарушения. Даже если эта кампания с анонимками не приведёт ни к каким явным бедствиям (а никогда не знаешь, кто может оказаться виновным), очевидно, что публичное мытьё грязного белья не могло принести Шрусбери пользу. Потому что, хотя девять десятых грязи могло быть брошено наугад, оставшаяся десятая вполне могла бы быть, и обычно была, извлечена со дна колодца правды, и способна нанести удар.
34
Валломброза (Vallombrosa) — монастырь недалеко от Флоренции, который появляется в «Потерянном рае». (См. «Пешель»).