— А что будем делать — спросила декан, — с изрезанными газетами?
— Так не пойдёт, — сказала Харриет, — вы слишком забегаете вперёд. Это только один из пунктов, который меня интересует.
— Ну, мы уже немного этим поинтересовались, — удовлетворённо сказала декан. — Мы проверяем донов и студенток с тех пор, как узнали об этом деле, то есть, более или менее, с начала этого семестра. Прежде, чем что-либо попадает на свалку, вся пресса проверяется по списку и исследуется, нет ли страниц с вырезанными местами.
— Кто этим занимается?
— Моя секретарша, миссис Гудвин. Я не думаю, что вы встречались. В течение семестра она живёт в колледже. Такая хорошая девушка, вернее женщина. Знаете, она осталась вдовой, очень нуждалась, и у неё есть маленький мальчик десяти лет, который ходит в приготовительную школу. Когда её муж умер — он был учителем, — она стала учиться на секретаря и добилась блестящих успехов. Для меня она просто бесценна, очень аккуратная и надёжная.
— Она была здесь во время встречи выпускников?
— Да, конечно. О, Боже! Вы же не думаете... моя дорогая, это абсурдно! Самый искренний и здравомыслящий человек. А кроме того, она очень благодарна колледжу за предоставленную работу и, конечно, не станет рисковать, чтобы её потерять.
— Все равно, она должна войти на список возможных лиц. Сколько времени она здесь?
— Давайте посмотрим. Почти два года. До встречи ведь вообще ничего не произошло, а она была здесь за год до этого.
— Но старшие и скауты, которые живут в колледже, были здесь ещё с более ранних времён, большинство из них. Мы не можем делать исключения на данном основании. Что о других секретарях?
— Секретарша директорши, мисс Парсонс, живёт в домике директрисы. Секретарши экономки и казначея, — обе живут вне колледжа и, таким образом, могут быть вычеркнуты.
— Мисс Парсонс давно здесь?
— Четыре года.
Харриет записала имена миссис Гудвин и мисс Парсонс.
— Полагаю, — сказала она, — для блага самой миссис Гудвин мы должны произвести вторую попытку с этими газетами. Не то, чтобы это действительно имело значение, потому что, если анонимщица знает, что газеты проверяют, он не станет их использовать. А я думаю, что она должна знать из-за усилий, потраченных на их сбор.
— Очень вероятно. В этом вся проблема, не так ли?
— А что о людях, выписывающих личные газеты?
— Ну, естественно, мы не могли их проверить. Мы, как могли, следили за корзинами с макулатурой. Ничего никогда не уничтожается. Всё бережно собирается в мешки и отсылается на бумажные фабрики или куда там ещё, что даёт нам несколько лишних пенсов. Достойный Пэджет был проинструктирован проверять мешки, но это ужасная работа. И затем, конечно, поскольку во всех комнатах есть очаг, зачем оставлять доказательства в корзине для бумаг?
— А что по поводу мантий, сожжённых во дворике? Это всё-таки некая работа. Конечно, чтобы это сделать, потребовался не один человек.
— Мы не знаем, было ли это частью одного и того же плана или нет. Приблизительно десять или двенадцать человек оставили свои мантии в различных местах, как они обычно это делают, вы знаете, перед воскресным ужином. Некоторые валялись в портике Квин-Элизабет, некоторые у основания лестницы в Холле и так далее. Люди приносят и сваливают их, готовясь к вечерней молитве в часовне. — (Харриет кивнула: в воскресенье вечером молитва проводилась без четверти восемь и была обязательной, кроме того, это было своего рода общее собрание колледжа, на котором зачитывались объявления.) — Ну, когда зазвонил колокол, несколько человек не смогли найти свои мантии и поэтому не могли войти в часовню. Все думали, что это была только шутка. Но среди ночи кто-то увидел во дворике пламя, и это оказался небольшой весёленький костерок из бомбазина. Мантии были насквозь пропитаны бензином и горели красиво.
— Откуда взялся бензин?
— Из канистры, которую Маллинз держит для своего мотоцикла. Вы помните Маллинза, швейцара в Джоветт-Лодж. Его мотоцикл стоит в небольшой дворовой постройке в саду Лодж. Он её не запирал, да и зачем? Теперь запирает, но дела не исправишь. Любой мог зайти и взять. Он и жена ничего не слышали, удалившись на ночной отдых. Костёр вспыхнул в середине Старого дворика и прожёг уродливую дыру в газоне. Когда возник огонь, многие выбежали во дворик, и тот, кто всё это затеял, вероятно, смешался с толпой. Жертвами стали мантии четырёх магистров-гуманитариев и двух студенток-стипендиатов, а остальные принадлежали обычным студенткам, но не думаю, что был сделан осознанный выбор — взяли то, что лежало.
— Интересно, где же их прятали в интервале между ужином и костром. Любой, кто проносит целую охапку платья по колледжу, слишком бросается в глаза.
— Нет, дело было в конце ноября, и было довольно темно. Их можно было легко перенести в лекционную комнату, где и оставить, пока не понадобятся. Понимаете, не было организовано надлежащего поиска по всему колледжу. Бедные жертвы, которые остались без мантии, подумали, что это шутка, они были очень сердиты, но действовали не слишком эффективно. Большинство из них побежало, чтобы обвинить подруг.
— Да, я не думаю, что мы сможем много извлечь из этого эпизода и в такое время суток. Ладно, мне нужно пойти привести себя в порядок перед трапезой.
Трапеза в Холле за главным столом проходила несколько натянуто. Героическими усилиями беседа была сведена к академическим и мировым проблемам. Студентки болтали шумно и бодро, тень, которая опустилась на колледж, казалось, совсем не повлияла на их настроение. Глаза Харриет скользили по ним.
— Это мисс Кэттермоул за столом справа? В зелёном платье и с ужасной косметикой на лице?
— Именно эта молодая особа, — ответила декан. — А как вы узнали?
— Я помню, что видела её на встрече выпускников. А где наша всепобеждающая мисс Флексман?
— Я её не вижу. Возможно, она не обедает в Холле. Многие предпочитают сварить яйцо в своей комнате, чтобы не мучиться с переодеванием. Маленькие ленивицы. А это — мисс Хадсон, в красном джемпере, за средним столом. Тёмные волосы и очки в роговой оправе.
— Она выглядит вполне нормальной.
— Насколько я знаю, она таковой и является. Насколько я знаю, таковы мы все.
— Полагаю, — сказала мисс Пайк, которая услышала последнее замечание, — даже убийцы выглядят как обычные люди, мисс Вейн. Или вы придерживаетесь теории Ломброзо? Как я понимаю, она в значительной степени опровергнута.
Харриет была очень благодарна, что ей позволили обсуждать убийц.
После обеда Харриет почувствовала себя совсем не у дел. Она понимала, что должна что-то делать или заниматься расспросами кого-то, но было трудно понять, откуда начинать. Декан объявила, что будет занята какими-то списками, но сможет принять посетителей позже. Мисс Берроус, библиотекарша, должно быть, наносила последние штрихи в библиотеке перед визитом канцлера; большую часть дня она перевозила и сортировала книги и, чтобы помочь с расстановкой их на полки, привлекла небольшую группу студенток. Другие доны ссылались на необходимость закончить какую-то работу, и Харриет показалось, что они немного опасаются её общества.
Поймав экономку, Харриет спросила, можно ли получить план колледжа и список комнат и их обитателей. Мисс Стивенс предложила составить такой список и сказала, что план должен иметься в офисе казначея. Она провела Харриет в Новый дворик, чтобы выдать требуемое.
— Надеюсь, — сказала экономка, — вы не станете обращать слишком много внимания на то неудачное замечание мисс Берроус о скаутах. Ничего не доставило бы мне большего удовольствия, как переселить всех этих девиц в крыло для скаутов, где они оказались бы вне подозрений, если бы это было реально, но для них там нет места. Конечно, я не против, чтобы дать вам имена тех, кто спит в колледже, и я согласна, что нужно принять меры предосторожности. Но, по моему, эпизод с корректурами мисс Лидгейт определенно исключает скаутов. Вероятно, очень немногие из них интересовались корректурами или, вообще, знали, что это такое, да и вряд ли им в голову могла прийти мысль уничтожить рукописи. Скабрёзные письма — да, возможно. Но уничтожение корректур было преступлением образованного человека. Вы не согласны?