— Помните выпускной? Наше обещание?
— Конечно, — сказали в унисон они.
Тогда мы веселились. Учеба закончилась. Пришла пора вступать во взрослую жизнь. На официальной части нам вручили аттестаты. До сих пор помню тот яркий актовый зал, укутанный ковровыми дорожками и вишневыми тканями. Около сотни человек помещались в нем. Каждый был официально одет, словно на балу в аристократическом дворце. Матери радуются за своих детей, не в силах остановить слезы. Отцы с глубоким молчанием смотрят прямо в глаза, как бы проговаривая: «молодец». Учителя посвящают нам свои заранее заготовленные речи, желают нам благого будущего. Знали бы они, как все обернется.
После этого наступил банкет. Кто-то пил шампанское и вина, но большинство одноклассников стояли в сторонке от алкоголя. Когда же часы известили о наступлении следующего дня, наш класс дружно покинул ресторан и вернулся обратно в школу. Пошли мы в заброшенный спортивный зал, что отдельным корпусом располагался на обширной территории школы. Туда кроме нас никто не заходил, а потому это место было назначено залом наших заседаний.
Когда мы приехали, светало. Светловолосый, но робкий Женя открыл замок. Все уселись на пол в своих новехоньких костюмах, я же встал у трибуны, которую мы когда-то соорудили на скорую руку из досок при помощи парочки гвоздей. В тот день трибуна выстояла последнюю речь, а после с грохотом развалилась. Хоть тогдашняя моя речь была важнейшей, была переломным пунктом всего повествования, но сейчас я мог вспомнить лишь отдельные ее куски. Но как сейчас помню, холодный утренний ветер шатал скрипящую дверь. Девятнадцать завороженных лиц смотрели на меня в последний раз перед тем, как разойтись по жизни. Свет еле освещал наше сборище через прорехи в крыше, прямо как сейчас.
— Вы знаете, зачем мы здесь. Мы готовились к этому уже несколько лет. Запомните, самое главное — не это помещение, не наши пререкания с учителями, не своевольные, но довольно глупые поступки. Нет. Самое главное таится в ваших сердцах. Что это? — говорил я тогда.
— Свобода! — переходя на крик, отвечали одноклассники.
— Верно. Свобода. То, ради чего мы родились. Те из вас, кто хочет всю оставшуюся жизнь плясать под чужую дудку, поднимитесь и покиньте зал сейчас. Это ваш последний шанс. Другого такого не будет.
Но никто не поднялся.
— Что ж, раз уж вы так в себе уверены, то скажу свое последнее напутствие. Все люди желают счастья. Эта мысль проедает им головы сильнее всякого невроза. Но мало кто задумывается, что счастье и свобода — это синонимы. Если хочешь быть свободным, будь счастливым, и наоборот. Поэтому хочу пожелать вам в дальнейшей жизни слушать свое сердце, достигать своих целей, идти туда, куда глядят глаза и куда ведет вас ветер. Будьте свободны и будьте счастливы! — проскандировал я напоследок.
Зал заполнили аплодисменты и одобрительные возгласы.
— Но это еще не все. Если мы сейчас вот так разойдемся, то никогда больше не увидимся! Нам, впрочем, и не надо. Наше совместное путешествие заканчивается здесь. Дальше каждый идет своей дорогой. Но! Давайте не забывать друг друга. Если мы оставим немного места в нашей памяти для каждого из присутствующих, то мы будем вместе навсегда. Также. Через двадцать лет. В этой школе. В этот час. Встретимся и поговорим, как сейчас. Подведем итоги, послушаем, куда каждого завела жизнь. И посмотрим, кто действительно чего-то стоит, а кто сдастся и пойдет на поводу у чужих желаний.
Со мной все согласились. В них тогда пылал жар от окончания школы, поэтому они легко соглашались. Куда показательнее то, что к настоящему моменту из двадцати человек выжило только четыре.
— Прискорбная картина, не находите? Я думал, что все мы дойдем до сегодняшнего дня и обсудим свои успехи. — сказал я. — Ну, ладно. Будем работать с тем, что есть. Кто поделится своей историей? Был ли он верен свободе? Стал ли он счастливым?
Остальные еще были погружены в воспоминания либо не желали брать на себя инициативу.
— Что ж, тогда я начну. Уехал я в скромный город на юге страны, там поступил в университет. Специальность уже не помню, ей богу. В первый же день, сидя в местном парке и потягивая сигарету…
— Но когда ты начал курить? — спросила Вася.
— Тогда и начал. Это — единственная привычка, которая меня не доканывает.
— Объясни-ка.
— Погоди. Так вот, тогда в парке я повстречал девушку. Влюбился в нее сразу же. Она затмила мне разум. Я начал всерьез размышлять о том, чтобы завести семью и жить размеренной жизнью. Я чуть было не предал свои же идеалы, представляете. Мы встречались с ней полгода. Она оказалась очень легкомысленной и вечно озлобленной. Стервой, одним словом. Из-за нее у меня болела голова. Я вам раньше не рассказывал, но это началось еще с детства. Если кто-то говорит о несвободе или ограничивает мою свободу, голова начинает разрываться.