— Вот, — сказал как бы рыбак, — Ассурнабиташли, как ты и просил. Ты точно туда собрался? Если и впрямь хочешь помереть медленно и мучительно, так просто прыгай за борт. Рыбы-убийцы и дреуги о тебе позаботятся, не сомневайся.
— Прыгну, прыгну, — проворчал Свен, разворачивая первый свиток. — Куда ж я денусь?
Он расплатился, накинув пару монет (вдруг да ещё понадобится кого-нибудь в Хууле нанять, так чтобы народ знал, что платит он исправно и щедро), поправил снаряжение и шагнул на воду. Заклинание это было ему привычно — Марк то и дело его накладывал на компаньонов, — и Свен бодро зашагал к берегу по мелким сердитым волнам.
От святилища он держался настолько далеко, насколько мог, чтобы при этом не терять его из виду: по словам Нулены, оно было главным ориентиром при поисках стойбища Уршилаку. Над Ассур-как-там-его вились неизменные скальные наездники, однако на каменистой пустоши, кое-где заросшей жёсткими листьями трамы и плетями горьколистника, никаких опасных тварей пока не наблюдалось. Попалась навстречу пара здоровенных, с хорошую псину, чёрных жучар, но камни, помявшие им надкрылья, жукам не понравились, и они передумали знакомиться. Да, в общем, если что, от них и удрать, наверное, было бы не так трудно, как от какого-нибудь кагути.
Местность была унылая, камни под ногами вечно норовили то перевернуться, то сорваться со склона, увлекая за собой небольшую осыпь, да ещё приходилось постоянно следить и за небом, и за окрестностями на предмет разных голодных тварей — а они в таком неприветливом месте точно были постоянно голодны. Изматывала такая прогулка несказанно. Наконец за невысокой грядой Свен увидел серые, как и камень вокруг, юрты.
Однако лезть вот так, с ходу, к кочевникам было глупо. В «попросят уйти», как уверял Хассур, верилось Свену плохо, а вот в «скормят никс-гончим», как болтали в Маар Гане, напротив, поверить было очень легко. Так что он нашёл скалу, у подножия которой имелась небольшая впадинка, — не пещера, а так, место, чтобы спину прикрыть, — кинул на камни походное одеяло и уселся, вытянув гудящие ноги. Что ни говори, а пройтись пришлось порядком, это только на карте всё кажется близким и легко достижимым. Развести бы костерок, размечтался он, вскипятить воды, разболтать в ней ложку-другую мёда, чтобы быстрее силы восстановить. И заглушить мёдом непривычный и неприятный привкус лепёшек. Рисовых, не пшеничных и даже не ячменных. Да только из чего разводить костёр в этой пыльной пустыне? Пока насобираешь корней той же трамы, стемнеть успеет. Да и горят ли они? Сверху-то эти корни выглядели старыми деревяшками, но внутри вполне могли быть водянистыми. А из чего, интересно, раскладывают костры кочевники? Из засохшего дерьма гуаров, как жгут кизяк овцеводы-редгарды на краю своей великой пустыни? Или для того и кочуют по побережью, чтобы собирать обломки кораблекрушений?
В общем, думалось, как водится, о всякой ерунде, но только не о том, как ему разговаривать с шаманкой — если ему кто-то вообще позволит подойти к ней ближе, чем на десяток шагов. «Доброго дня тебе, уважаемая. Не скажешь ли, как мне вбить в тупую башку одного Клинка, что я не Нереварин и никак им быть не могу? Так сдаётся мне, он и сам это отлично знает, а гоняет меня по всему Вварденфеллу исключительно для того, чтобы проворачивать втихомолку какие-то свои делишки, пока я подставляюсь под неприятности с Храмом и Легионом разом».
Эшлендеры в стойбище занимались какими-то своими повседневными делами. Время от времени кто-нибудь поворачивался в его сторону и напряжённо замирал, разглядывая странного чужака. Вечер начинался на удивление тихий и ясный, воздух был, по вварденфеллским меркам, прямо-таки кристально-прозрачен (нет, никаких воспоминаний о действительно хрустальных вечерах зимнего Белого Берега!), и кочевники, уж точно зрение не портившие за книгами, наверняка могли видеть, что в рисовую лепёшку чужак заворачивает копчёное мясо, а не, скажем, сыр. И чем-то чужак, мирно закусывавший невдалеке от лагеря, очень кочевникам не нравился.
Потому что Свен, никого не трогая, жевал себе жёсткое и солёное мясо, прихлёбывая понемногу флин из фляжки, а из стойбища вышли сразу две группы вооружённых людей. То есть, меров, конечно. Одна направилась прямо к нему, вторая — вроде бы в противоположном направлении, но Свен не сомневался, что за грядой, укрывающей лагерь от ветра, воины клана обойдут его, заходя в тыл. Впору возгордиться: на него одного отправили почти десяток охотников! Он даже хохотнул негромко, представив себя настоящим снежным саблезубом, ещё не старым, но опытным матёрым котищем, с какими и медведи-то без крайней нужды не связываются. «Обязательно надо будет взять Эстирдалин на Белый Берег, — подумал он, лениво собирая свои вещи обратно в мешок, а мешок закидывая за спину, — и летом показать ей своего тёзку, сытого и ленивого… понятно, с безопасного расстояния». Он отогнал эти совсем не к месту и не ко времени заявившиеся планы-мечты и двинулся навстречу эшлендерам.
Первая группа прошла уже больше половины пути, и Свен видел их хмурые лица, серые, кажется, не по природе своей, а просто от въевшегося в кожу пепла. Кожа, серая от пепла, и глаза, покрасневшие от пепельных бурь, — наверное, Азура не особенно ломала голову над тем, какими сделать кимеров, отказавшихся ей поклоняться.
— Доброго дня, воины Уршилаку, — сказал Свен, найдя глазами главного в группе, и чуть склонил голову, приветствуя его. — Наверняка торговец Хассур Зайнсубани рассказывал вам смешную байку про нордлинга, который интересуется вашими пророчествами. Ну, вот я и есть этот любопытный придурок.
***
Маар Ган, вообще-то, к Васу был гораздо ближе, чем Гнисис, но Улайн Хеним почему-то переправила своего очень временного напарника именно в Гнисис. Не к ближайшему святилищу Трибунала, а в приличное, хорошо защищённое поселение? Свиток же, купленный у жреца в Маар Гане, туда же Свена и закинул, когда тот понял, что зря теряет время, и решил вернуться.
Оказавшись в маленьком, захолустном, но всё же городке, а не в стойбище кочевников, Свен первым делом потребовал у трактирщика горячей воды, и побольше. Служанка, притащившая в пристройку за кухней, служившую помывочной, сразу два ведра, с интересом смотрела, как постоялец раздевается, но вдруг нахмурилась и указала, почти касаясь кожи пальцем, на болезненное пятно, которое он считал очередным синяком:
— У тебя жёлтый клещ, нордлинг. Беги в святилище, пока болезнь ещё только начинается, и купи зелье или проси жрецов об исцелении.
Свен покривился: ни сил, ни желания идти куда-то не было. Хотелось смыть с себя пепел, кажется, впитавшийся в поры и окаменевший там вместе с по’том, а затем упасть и не вставать сутки-двое.
— Я знаю, что говорю, — настаивала служанка. — Мой отец тоже думал, будто эти пятна — простые синяки, а потом долго лечился. Спорим, на тебя напал кагути, ты убил его, но он тебя ранил или на тебя попала его кровь? — Свен кивнул, и она с торжеством заявила: — Вот, я же говорила! У отца было так же.
Ну… умные люди слушают, когда им советуют дельные вещи, даже если сил у них осталось только спокойно сдохнуть. Свен помылся, оделся поприличнее, впихнул в себя несколько ложек рагу, потому что зелья, принятые на пустой желудок — это что-то неописуемое, и поплёлся обратно в святилище. По дороге к нему привязался какой-то псих, затянувший сказку про возвышение Шестого Дома. Как их Эстирдалин называла, этих чудиков? Спящими? Что-то там она говорила, будто их разум захватил Дагот Ур. Если, конечно, там было что захватывать. Свен, не стал спорить с психом — покивал, заверил его, что непременно придёт на Красную гору поклониться владыке, и побрёл дальше.
В святилище его не порадовали. Жрец-целитель подтвердил, что девушка права и у незадачливого путешественника действительно жёлтый клещ. Разве что, хвала АльмСиВи, пока ещё в самой начальной стадии, когда его легко вылечить хоть зельями, хоть заклинанием, хоть молитвой у алтаря. Свен накупил нужных зелий (повздыхав над ценами: эх, где ты, Ажира, кисонька?), одно выпил прямо в святилище и отправился обратно в трактир. Чувствовал он себя, несмотря на зелье, всё так же паршиво, а в путь отправляться всё равно было поздно: время шло к закату, и ни один погонщик силт страйдеров, понятно, никуда не повезёт путника на ночь глядя по таким опасным местам. Так что Свен улёгся в постель в снятой комнате и тревожно, беспокойно задремал.