Будь его воля, Кутузов заманил бы французов куда-нибудь подальше на восток, где зима и партизаны истребили бы их с наименьшими для российской армии потерями. Но он, отлично понимая, что сдачу Москвы без «большой баталии» ему никогда не простят ни народ, ни армия, ни царь, тем не менее продолжил отход к первопрестольной, поскольку местная позиция никак не годилась для решающего сражения с Наполеоном.
Лишь второго сентября Кутузов «нашёл то, что искал» - удобную для оборонительного боя позицию. Она находилась у села Бородино - у места максимального сближения Старой и Новой Смоленских дорог.
После почти трехнедельного отступления от Смоленска и ежедневных стычек, двадцать четвертого августа Черниговский полк занял позицию у Бородина. Первоначально дивизия в составе 3-го корпуса генерал-лейтенанта Тучкова скрытно располагалась на левом фланге на Старой Смоленской дороге, но через два дня началась первая атака на Семеновские флеши. Перед второй атакой Багратион потребовал от Тучкова помощи, и тот направил сюда дивизию Коновницына. Дивизия подошла к флешам около девяти часов, когда они уже оказались занятыми французами. К этому моменту бой приобрел ожесточенный характер. В нем преимущество у французов было в два раза - сорок тысяч французов против двадцати тысяч русских.
Генерал Коновницын принял решение отбить флеши. Командир полка Иван Михайлович Ушаков шел в атаку в первых рядах своего полка, тесня французов. Во время этой яростной атаки, когда из рук раненого знаменосца выпало знамя, генерал Тучков подхватил древко и устремился вперед, увлекая за собой солдат. Французы были остановлены, но Тучков через несколько минут погиб от разрыва гранаты. Плотность огня была столь велика, что даже не удалось обнаружить тело генерала.
В это же время был ранен и полковник Иван Михайлович Ушаков - пулей в рот и ядром в левую ногу. С Бородинского поля он был увезен в лазаретной повозке в санитарную палатку.
Был ранен и Дмитрий - один осколок ядра попал ему в ногу, а пуля - в грудь, отскочив от серебряного образка, подаренного Машенькой. Тут-то и выручил своего барина Яков - он, не обращая внимания на разрывы снарядов, когда осколки ядер и гранат стучали по верному ранцу у него на спине, смог вынести командира в ту же санитарную палатку, куда был доставлен и их начальник. Был ранен и он - осколок бомбы все-таки задел его в руку, но не глубоко, он смог наспех ее перевязать какой-то тряпицей.
Вспомнив у санитаров слова тещи своего барина - а Яков посчитал Наталью именно матерью жены своего командира, о том, что будет ранен важный военный, и он может оказать ему важную услугу в лечении, он достал из солдатского ранца заветный сундучок с лекарствами. Видя, что лекарь занят другими ранеными, он решился действовать сам, в первую очередь занявшись своим барином - как смог, обтер руки спиртовой салфеткой, упакованной в бумагу, пропитанную воском, а об этом его предупреждали строго-настрого, очистил рану, посыпал порошком, на котором так и было написано - "от ран", еще один - «от боли» высыпал в воду и дал выпить раненому, а потоми стал перевязывать своего командира. Перевязал он и себя, уже как следует. Лекарь, наблюдавший за его действиями, спросил:
- Это что ты тут, солдат, творишь, что ты за порошки тут сыплешь? Кто ты таков и как тебя зовут? Ты что, травник или лекарь какой? Кто тебе позволил тут хозяйничать!
- Яков Ильин я, ваше благородие, солдат Черниговского полка. А это - командир мой, Дмитрий Иванович Ржевский, - отрапортовал Яков, вытянувшись во фрунт.
- Не извольте беспокоиться, ваше благородие, эти лекарства мне родственница моего барина дала, графиня Наталья Алексеевна Ростовцева. Она на приеме у Императрицы была, та ей их и вручила, - тут Яков несколько приукрасил действительность, но самую малость - он ведь не знал всех подробностей, а только слышал разговоры дворни.
- Императрицы, говоришь? А не врешь?
- Истинный крест, Ваше благородие, говорили, что она и с самим Его Высокопревосходительством Яковом Васильевичем Виллие, главным медиком армии, знакома и ему также передала такие порошки, - Яков говорил так уверенно, что не поверить ему нельзя было.
- Вот и мой барин это подтвердит. Верно я говорю, ваше благородие?
Димитрий, контуженный пулей и испытывающий боль от раны в ноге, не вслушивался особо в разговоры, но кивнул головой.