Теперь я уже не так глупа и разбираюсь в своей внешности. С моими светлыми волосами загар мне замечательно к лицу, особенно потому, что кожа от загара у меня становится светло-кофейной, а не красноватой, как у большинства девушек.
— Принесите мне белый жоржет, — сказал он мадам Жан.
Через десять минут он изобрел самый восхитительный туалет, какой я когда-либо видела, — простое белое платье и только чуть-чуть серебра у талии и по краю юбки!
На загорелой коже оно смотрится изумительно. Я бы все отдала, чтобы приобрести его, но на это мало надежды! День казался бесконечным. Неужели только вчера утром я лежала на пляже, ничего не делая, никого не слушая, кроме моего любимого Гарри?
Мы были так счастливы, что возвращение в Лондон я воспринимала как возвращение в тюрьму.
Я чувствую себя виноватой за наши расходы, потому что, когда мы уезжали из Девоншира, у нас оставалось только двадцать пять фунтов.
Когда мы проезжали Бристоль, Гарри сказал:
— Я намерен тебе кое-что купить, Линда. И не надо упрекать меня в мотовстве, потому что я все равно это сделаю. Остановимся здесь, и не трогайся с места, пока я не вернусь.
Он остановил машину у ювелирного магазина и исчез надолго. А вернулся с прелестным кольцом с розеткой из крошечных бриллиантов. Гарри надел его мне на палец и прикоснулся к нему губами.
Разумеется, я была в восторге, подарок мне так понравился, что у меня не хватило духа упрекнуть его за расточительность, когда он сказал мне, что на последние два дня у него осталось всего четыре фунта.
По приезде в Лондон я тоже заказала ему подарок, хотя Бог знает, когда я смогу за него расплатиться.
Это крошечный золотой аэроплан, который я повешу на его цепочку для часов, когда он повезет меня сегодня ужинать, и я знаю, что он будет доволен, потому что на этом аэроплане внизу есть надпись:
«С любовью от Линды».
Пусть это звучит самонадеянно, но я уверена, что для Гарри моя любовь дороже самого большого состояния в мире.
Я не увижу его сегодня допоздна, потому что весь день он проводит на аэродроме, а в среду на рассвете он вылетает!
Время отлета, кажется, семь тридцать. А мне придется явиться на работу, как будто ничего не случилось, и я думаю, я как-нибудь это выдержу, но как — не могу себе представить!
Как бы там ни было, я не должна расстраивать его перед соревнованием. Надо притворяться, что я совершенно счастлива и вполне уверена в благополучном исходе.
Я стараюсь храбриться, хотя очень боюсь этой среды, как последняя трусиха!
Но что бы ни случилось, я не должна показывать и виду, а иначе Гарри расстроится и может проиграть.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Господи, дай ему благополучно вернуться ко мне…
Мой любимый Гарри!.. Вот и он! Его самолет кружит над полем аэродрома… он, наверно, не слышит сейчас, как все приветствуют его… Сам принц Уэльский перед отлетом сказал: «Удачи вам, Гарри!»
Из-за этих окаянных слез все как в тумане… я ничего не вижу… Вот он уже исчезает вдали…
До свидания, Гарри, береги себя, любимый, я буду молиться за тебя каждую минуту, каждую секунду… До свидания, дорогой, хотя ты меня и не слышишь.
Подумать только, сколько народу собралось здесь сегодня утром. Они любят Гарри, но не так, как я. И все же они любят его, они приветствуют его. Когда он только появился, все его окружили. Какая-то женщина протянула ему веточку вереска, и он вдел ее себе в петлю.
Пусть и эта веточка принесет ему удачу, как и мой золотой аэроплан. Он положил его в карман, у самого сердца, вместе с моей фотографией.
Мне хотелось, чтобы он выбрал другую, на этой я на пляже в купальном костюме и смеюсь, потому что солнце светит мне прямо в глаза.
Я хотела, чтобы он взял ту, где я выгляжу так красиво на фоне деревьев, но он выбрал эту.
— Это моя Линда, — сказал он, — такой я вижу тебя, любимая, — на других снимках ты позируешь, та Линда мне не нравится.
Как жаль, что я не могла полететь с ним у него в кармане вместо фотографии… Я уже больше не вижу аэроплана, он скрылся из виду. Сейчас должен взлететь следующий, стоит такой шум — все снова кричат и машут руками…
Когда мы приехали сюда, была такая суета, что я не могла собраться с мыслями.
Все говорили разом, желали ему удачи, давали последние инструкции и Бог весть что еще.
Какое-то время я бродила одна, а потом кто-то закричал: «Рамфорд, на вылет!» — и его аэроплан появился на взлетной полосе.
Я с ужасом подумала, что он улетит, не простившись со мной. Но он вышел на поле с принцем и еще с толпой разных людей.
Он подошел прямо ко мне и поцеловал меня у всех на глазах.
— До свидания, Линда, — прошептал он мне на ухо. — Не беспокойся, дорогая!
— Береги себя, любимый, — сказала я, и он ушел.
Наверно, сегодня вечером в газетах появятся снимки нашего прощания, но мне все равно!
Через две недели мы поженимся, и наши имена соединятся, нравится это кому-то или нет.
А вот и машина.
Слава Богу, мне не придется ни с кем разговаривать по дороге. Я смогу думать о Гарри, и, если я заплачу, никто об этом не узнает.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Гарри впереди! Я читаю это повсюду, на плакатах и афишах. Я так рада, мне просто не верится.
Немецкий аэроплан второй, затем голландский, а еще два английских намного отстали.
О, я так горжусь Гарри, так горжусь! Самое трудное — чтобы никто не узнал, как много он для меня значит, потому что все говорят только о нем и о соревновании.
Когда я вижу его имя в газетах, сердце у меня замирает от радости.
Как он должен быть доволен! И все это благодаря моему талисману и, быть может, моей фотографии у него в кармане.
Интересно, думает ли он обо мне столько же, сколько я о нем?
Вчера я легла и никак не могла уснуть. В газетах писали, что видимость плохая и что некоторые самолеты попали в шторм.
О Гарри там только говорилось, что с ним все в порядке. Сегодня утром я нарочно встала пораньше, чтобы купить утренние газеты, и первое, что я увидела на улице, был плакат с именем Гарри.
В «Дейли экспресс» его фамилия во всех заголовках и снимки, где он целует меня на прощание, но моего имени там нет. Подпись под снимком гласит:
«Гарри Рамфорд, надежда Англии в перелете Лондон — Монголия, прощается с подругой».
Придя в ателье, я не сказала никому ни слова, и только Клеона знала, чего мне стоит держаться естественно и непринужденно. Как медленно тянется время! Я думала, что день никогда не кончится.
Когда я наконец смогла вырваться, я побежала в «Баркли» взглянуть на последние сводки новостей, но их было мало, говорилось только, что Гарри пролетел несколько городов.
Сейчас уже около часа, и через пять минут я смогу опять пойти в «Баркли», чтобы узнать последние известия. Мне придется позволить Пупсику угостить меня завтраком, чтобы прочитать новости прямо с телеграфной ленты.
Вероятно, Пупсик снова сделает мне предложение, у него это вошло в привычку. Я надеюсь, что, несмотря на то состояние возбуждения, в котором я нахожусь, я не делаю ничего такого, чтобы поощрять его. Впрочем, он и не нуждается в поощрении.
Еще три минуты… кажется, машина Пупсика уже у дверей. Какое счастье! Еще несколько минут, и я узнаю все о моем любимом!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Я очень жалею, что вечером не осталась дома. Мне совсем не хотелось выходить. Но Пупсик уговорил меня, и мы отправились на вечер к леди Мэриголд.
Не знаю, почему мне раньше казалось, что «Савой» — самое замечательное место в мире.
Сегодня здесь ужасно. Мне противны все эти люди, и оркестр мне тоже противен, а больше всего раздражает наша компания.
Если бы я не боялась обидеть леди Мэриголд, я бы давно уже ушла, но она всегда была очень любезна, и мне не хочется показаться невежливой, в особенности поскольку мне известно, что это Пупсик настоял на приглашении, не спросив ее согласия.