Только тогда он узнал, что безумие было наследственным в ее семье, и если бы ее родители были порядочными людьми, они никогда бы не позволили ей выходить замуж.
Все это случилось много лет назад, но она все еще жива. Норман говорит, что сэр Сидни платит несколько тысяч в год на ее содержание, так как она не в простом сумасшедшем доме, а в специальной частной клинике, где берут огромные деньги.
Это для него такая трагедия, особенно потому, что у него нет наследников, некому будет оставить его огромное состояние — он один из самых богатых людей в Англии.
Зная все это про сэра Сидни, я особенно заинтересовалась его домом. Мне он показался просто ужасным, излишняя роскошь и пышность выглядели аляповато.
Наверх ведет лестница из черного и белого мрамора, покрытая ковром какого-то безобразного оттенка, а на окнах занавеси с кистями в довоенном стиле.
Повсюду висят картины, преимущественно на религиозные сюжеты, а в холле большой портрет очень красивой женщины.
Я подумала, что это, наверно, жена сэра Сидни, но не было времени присмотреться, так как дворецкий, не останавливаясь, вел меня в кабинет Нормана.
Мы шли по отделанным панелями коридорам, темным и мрачным, и я решила, что, живя в этом доме, среди всей этой пышности, прислуги в ливреях, поневоле станешь неприятным человеком. Такая обстановка любой характер может испортить.
Когда мы вошли в кабинет Нормана, его там не было, и дворецкий сказал:
— Если вы будете так добры подождать минутку, мадам, я выясню, где мистер Воган. Он может быть у сэра Сидни.
Дворецкий ушел. Я осталась одна. Не прошло и двух-трех минут, дверь открылась, я подумала, что вернулся дворецкий. Но это был не он: на пороге стоял мужчина высокого роста, с серыми со стальным блеском глазами, широкими бровями и темными волосами.
Конечно же, я сразу поняла, что это сэр Сидни, и должна сказать, что в некотором смысле он очень недурен собой. Черты лица твердые и выразительные. Упрямый подбородок, четко очерченный рот и холодный взгляд. Такие лица называют запоминающимися.
Он оказался гораздо моложе, чем я ожидала. Промышленных магнатов всегда воображаешь себе почему-то пожилыми.
Манера говорить у него была резкая и отрывистая, не допускающая возражений.
— Вам нужен Воган? — спросил он меня.
— Да, — сказала я, — но, если он занят, я могу уйти.
— Он занят, — ответил сэр Сидни, — и мне будет нужен еще часа два по меньшей мере.
— Тогда я не стану ждать, — сказала я. — Я заглянула лишь в расчете на то, что он свободен.
— Кто вы? — спросил он резко. — Вы не та, с кем он помолвлен?
— Нет, я подруга его невесты.
— Как вас зовут?
— Линда Глаксли, — ответила я, чувствуя себя обвиняемой под перекрестным допросом.
— Глаксли? — переспросил он. — Где-то я уже слышал эту фамилию.
Не сомневалась, что он читал мою историю в газетах, но я не нашла нужным сообщать ему что-либо о себе.
— Возможно, вы знакомы с моим свекром, лордом Марлендом, — сказала я сдержанно.
— Марленд… ну конечно, я его знаю — мы с ним в правлении нескольких компаний. Значит, вы та особа, на которой женился его сын. Ну и как вы с ним ладите?
— С кем? — осведомилась я, вскинув голову. — С отцом или с сыном?
— С тем и с другим.
— Никак, — небрежно, с вызовом сказала я, чувствуя себя как развязный щенок, вступивший в общение с грозным мастифом.
При моих словах уголок его рта дрогнул в чуть заметной улыбке, и я поняла, что забавляю его.
Норман рассказывал, что сэр Сидни славится своей резкой и откровенной манерой высказываний. Ну, раз ему нравится откровенность, значит, я тоже могу себе позволить говорить, что хочу. И следующее его замечание предоставило мне такую возможность.
— Что ж, не стану вас задерживать, — сказал он, — надеюсь, что мы когда-нибудь снова увидимся.
— Зачем? — спросила я, глядя на него широко раскрытыми глазами.
— Зачем? — переспросил он, явно озадаченный. — Полагаю, вы пожелаете рассказать мне историю вашей жизни. Я много их наслушался от разочарованных молодых дам.
— И это сделало вас еще более циничным, надо думать, — заметила я спокойно.
— Кто вам сказал, что я циник?
— Я слышала это от многих, поэтому обещаю вам, что не стану добиваться вашего сочувствия.
— Не станете, вот как? — сказал он задумчиво, глядя на меня с несколько большим интересом.
— Ну, не смею вас больше задерживать. — Я протянула ему руку. — Было очень приятно с вами познакомиться — вы гораздо симпатичнее, чем я ожидала.
Эти слова еще больше его удивили, и я заметила, что он раздумывает, что бы еще мне сказать. Мы пошли к выходу.
— Как вам нравится мой дом? — спросил он.
— Очень мрачный, — сказала я. — И слишком пышный.
— Вы довольно откровенны. — Он снова не скрыл своего удивления.
— Я всегда слышала, что северянам прямота по душе.
— Это правда, — согласился сэр Сидни.
— Но вы, быть может, предпочли бы комплименты? — предположила я.
— Я этого не говорил, — резко возразил он. — Я люблю, когда говорят правду. Почему мой дом кажется вам мрачным?
— А вам он таким не кажется?
Он не ответил на мой вопрос и сказал:
— Приезжайте как-нибудь поужинать со мной. Что вы делаете завтра вечером?
Я была ошарашена такой неожиданностью, но постаралась ответить как можно непринужденней:
— Завтра вечером? С удовольствием. Особенно интересных планов у меня нет.
— Тогда, значит, в восемь ровно…
И без единого слова, даже не простившись, сэр Сидни повернулся и вышел. Неизвестно откуда появившийся лакей открыл мне дверь.
Очутившись на улице, я почувствовала себя так, словно выбралась из логовища льва, но мысль об ужине с ним привлекала меня.
Он, безусловно, личность интересная, и будет забавно понаблюдать, как он станет выкручиваться, если я продолжу в столь же откровенной манере, которая так ему нравится.
Очевидно, многие в его обществе теряются и испытывают страх. Я уверена, что даже Норман трепещет перед ним и боится потерять работу или впасть в немилость.
Дома я застала Клеону, которая уже вернулась. Она была ужасно заинтригована, когда я рассказала ей о моем приключении.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Благие намерения не всегда сбываются — во всяком случае мои, — в этом я, вероятно, мало отличаюсь от других людей.
Но так или иначе, когда я сегодня ужинала с сэром Сидни — уже в третий раз, — я рассказала ему свою историю, хотя и зареклась этого не делать. Но он настоял.
После первого раза я не рассчитывала, что меня когда-нибудь еще пригласят. Это был ужасный вечер. Даже вспоминать неприятно.
Мы торжественно уселись в огромной столовой, где нас обслуживали четверо лакеев, а блюда вносили на серебряных подносах, непомерно больших.
Вероятно, сэр Сидни привык к одиночеству и не замечает, что его столовая напоминает скорее какой-то мавзолей.
Если бы мне сказали, что в одной из комнат наверху лежит покойник, я бы нисколько не удивилась.
Разумеется, в таком настроении я едва ли могла составить кому-нибудь приятную компанию. Единственное, что я могла сделать, — это хоть как-то разговорить хозяина дома, что мне, впрочем, неплохо удалось.
Я всегда слышала, что для того, чтобы иметь успех, женщина должна предоставить мужчине разговаривать, а сама помалкивать и слушать, но, на мой взгляд, так можно вести себя, только если не любишь этого человека.