«Уж не француз ли Алибер? — подумал я тогда. — Что имя у него не русское и не финское — это же очевидно!»
И я заглянул во французские энциклопедические издания. Увы, в них непременно присутствовал врач Алибер, но даже в Большом Универсальном словаре Пьера Ларусса сибирский промышленник, вероятный уроженец Франции, не значился…
Тогда я решил расшифровать слово «тавастгусский». Это оказалось несложно. В прошлом на юго-западе Финляндии находилась Тавастгусская губерния. Центром ее был город, расположенный на берегу красивого, обрамленного хвойным лесом озера Ванайя-веси. Город этот имел два названия: шведское — Тавастгус (или, по теперешней транскрипции, Тавастехус) и финское — Хяменлинна.
Пожалуй, нет нужды излагать дальнейшие перипетии моих поисков. Как говорится, ищущий да обрящет. В конечном итоге поиски увенчались частичным успехом: в руки мне попала книга, большая, но не очень толстая, в крепком коленкоровом переплете красновато-коричневого цвета. Я помню, когда это случилось, — в мае 1956 года. Называлась она так: «La mine de graphite de Siberie, decouvert en 1847 par M. J. P. Alibert», а издана была в Париже в 1865 году. Моих знаний французского языка хватило, чтобы перевести заглавие «Сибирская графитовая шахта, открытая в 1847 году И. П. Алибером». Кажется, ценнее находку и вообразить нельзя, тем более что в подзаголовке разъяснялось, что в книге собраны отчеты и заключения академий, научных обществ и газет, относящиеся к сибирскому графиту.
Но самое любопытное заключалось в том, что на титульном листе книги имелась собственноручная дарственная надпись Алибера. Привожу ее полностью, сохраняя описку: «В Публичную библиотеку и Румянцевскую Музей. И. П. Алибер. Москва, 26 мая 1866 года». Придя в себя от неожиданности, я занялся анализом надписи. Во-первых, сделана она была, вероятно, красными чернилами, которые выцвели и стали коричневыми; почерк мелкий, с легким наклоном в правую сторону, четкий, исключительно ровный. Во-вторых, очень характерна подпись: буква «л» в ней не русская, а латинская, росчерк же в точности похож на лежащий скрипичный ключ. В-третьих, в верхнем левом углу наискось было поставлено: «№81». Очевидно, в руки мне попал восемьдесят первый экземпляр книги, преподнесенной Алибером к 26 мая 1866 года; также очевидно, что преподносил книгу человек в высшей степени аккуратный, привыкший к строгому учету, иначе бы он не нумеровал книги. И только в последнюю очередь сообразил я, что попала ко мне эта книга ровно через девяносто лет после того, как Алибер преподнес ее Публичной библиотеке в Москве.
Итак, в 1866 году Алибер находился в Москве и, следовательно, не мог умереть в 1858 году, как об этом сообщено в первом издании БСЭ. Впрочем, БСЭ частенько ставит такого рода задачи перед читателями. Например — тут уже речь идет о втором издании — в статье об актерах Васильевых сказано, что Васильев Павел Васильевич умер в 1879 году, однако в «1887 он еще раз пытался вернуться на императорскую сцену, но получил отказ». Я не осмеливаюсь в данном случае критиковать царских чиновников, потому что случай этот из ряда вон выходящий. Что же касается Алибера, то трудно было надеяться, что с ним повторилась точно такая же история. Впрочем, теперь я уже мог не тратить время на пустые догадки — нужно прочитать книгу, насчитывающую 134 страницы текста, и все загадки разрешатся сами собой.
И я подробно ознакомился с книгой. В ней действительно собраны официальные документы и сообщения, касающиеся сибирского ботогольского графита, из русских, английских, французских, немецких газет и журналов, причем все тексты переведены на французский. Надо признать, что попал я в забавное положение: со словарем в руках пришлось мне переводить с французского снова на русский статью какого-то журналиста Львова, опубликованную 15 августа 1859 года в «Иркутской газете», заключения различных русских научных обществ (в том числе Императорского русского географического общества), письма официальных лиц… Не очень благодарная работа, скажем прямо.
О том, что мне удалось узнать, — а удалось мне узнать не так уж много, потому что Алибер рекламировал не себя, а графит, — я расскажу несколько позднее, сведя воедино материалы, собранные мной по крупицам.
Пока же мы остановимся на следующем немаловажном обстоятельстве. Вся деятельность Алибера в Сибири проходила в те годы, когда генерал-губернатором Восточной Сибири был князь Николай Николаевич Муравьев-Амурский — человек в высшей степени примечательный, крупный государственный деятель, оставивший заметный след в истории нашей страны. Нам нет надобности вдаваться в детали биографии Муравьева-Амурского, но кое-что все-таки сказать придется, потому что в сборнике помещено письмо, которое генерал-губернатор направил Алиберу уже после того, к аж тот покинул Ботогол, а может быть, и Иркутск. В этом письме дается оценка деятельности Алибера в Сибири, и оценка очень высокая. Но чтобы понять значение этого письма, необходимо составить себе некоторое представление о Муравьеве-Амурском как о человеке и администраторе. Осуществить это не очень трудно, потому что земляки-дальневосточники не забывают о нем, и работы о Муравьеве-Амурском время от времени выходят в свет.