…Отряд Кузьмы Соколова вышел в плавание летом 1716 года. Управлял лодией Никифор Тряска, а помогали ему Яков Невейцын, Варфоломей Федоров, Андрей Соколов и Генрих Буш.
Никифор Тряска повел лодию вдоль берега на север тем же путем, которым задолго до него проплывали казаки Ивана Москвитина, Алексея Филипова. Лодия достигла устья реки Олы. Неожиданно разыгравшийся шторм угнал судно в открытое море. Никифор Тряска сориентировался по навигационным приборам и повел лодию напрямик к Камчатке: как видно, мореходные качества лодии уже не вызывали у него сомнения. И он не ошибся. Несмотря на сильное волнение, лодия, подгоняемая попутным ветром, резво бежала на восток, и вскоре мореходы увидели высокие скалистые берега Камчатки в районе устья реки Тигиль. Высадиться они не рискнули: прибой грозил разбить шлюпки о камни. А к ночи поднялся крепкий встречный ветер, лодию вновь угнало в открытое море и несло чуть ли не до самого Охотска.
Не будем удивляться злоключениям отважных мореплавателей: они плыли на восток, а летний муссон над Охотским морем дует с востока или юго-востока. Бороться со встречным ветром на парусном судне не так-то просто. Через некоторое время наш знаменитый географ XVIII столетия Степан Крашенинников обобщит опыт мореходов и в своей книге «Описание земли Камчатской» отметит, что путь с материка на Камчатку «труден и продолжителен», а с Камчатки на материк, «напротив того, способен и скор». И объясняется это направлением господствующих ветров.
Никифор Тряска и Кузьма Соколов не знали, что им приходится прокладывать новый путь в наитруднейших условиях. Едва ветер утих, они вновь повели лодию к берегам Камчатки и вновь подошли к устью реки Тигиля. На этот раз прибой был тише, казаки высадились на берег, но нашли только пустые юрты: камчадалы убежали, заметив лодию.
За один день казаки доплыли от устья Тигиля до реки Харьюзовки, потом добрались до реки Ичи. Уже темнело, и Тряска увел лодию подальше от берега. Утром вновь высадились на берег, но людей опять не обнаружили. Лишь у реки Крутогоровой заметили казаки на берегу камчадалку, собиравшую коренья. Они устроили на нее нечто вроде облавы, но, к их удивлению, женщина ничуть не испугалась и на трудно понятной смеси ительменского и русского языков объяснила им, что поблизости живут русские. Она привела Соколова к юртам. Там казаки встретились со своими соотечественниками, занимавшимися сбором ясака.
Лодию ввели в устье реки Колпаковой, что поблизости впадала в море, и там же решили зазимовать. Пока казаки строили зимовье, произошло любопытное происшествие: на берег выкинуло околевшего кита; осматривая его, казаки обнаружили острогу, вогнанную в тело животного. На остроге оказалась надпись. Самые искусные грамотеи пытались ее прочитать, но не смогли и тогда позвали голландца Генриха Буша. Тому не составило труда определить, что острога европейской выделки, и он объяснил казакам, что сделана надпись латинскими буквами. Надо полагать, что не раз после этого выходил Генрих Буш на берег, вглядывался в пасмурную морскую даль с тщетной надеждой увидеть белопарусный бриг, на котором он смог бы бежать из Московии и вернуться на родину. Но мечтам этим не суждено было сбыться…
Зимой Кузьма Соколов съездил в Нижне-Камчатский острог: казаки-ясачники уверяли его, что приказчик Петриковский слишком уж ненасытен в грабежах и совсем о государевой пользе не думает. Предвидя осложнения, Соколов захватил с собой надежных людей, бывальцев, снабдив всех огнестрельным оружием. Никто из ясачников особой разборчивостью в средствах обогащения не отличался, но Петриковский, как видно, всех превзошел жестокостью и ненасытным стяжательством. Находившиеся под его началом служилые люди сразу же встали на сторону Соколова. Петриковского сместили, а все награбленное им конфисковали в пользу казны. У нижнекамчатского приказчика отобрали более 140 сороков (5600 штук!) соболей, около двух тысяч лисиц, двести семь бобров и сто шестьдесят девять выдр! По дороге в Нижне-Камчатск и обратно Кузьма Соколов, как истинный казак, тоже собирал для государя великого мягкую рухлядь. Вернулся он к месту зимовки лодии уже весной.
В начале мая 1717 года Никифор Тряска вывел лодию в море и взял курс на Охотск. В отличие от многих последующих плаваний с Камчатки на материк поход Тряски и Соколова оказался не из легких: они слишком рано вышли, и на четвертый день пути их затерло во льдах. Некоторое время лодия безвольно дрейфовала вместе с ледяными полями. Казаки боялись, что их вот-вот раздавит, но потом ветер переменился, появились разводья, и лодия выбралась на чистую воду. На судне уже кончались съестные припасы, начинался голод; надо было спешить.