Очень скоро дано было убедиться казакам, что все дороги в Уяндинском зимовье ведут на лабаз Степана Ворыпаева: к кому ни обращались казаки, ни у кого не нашлось продажной муки. И даже юколы у юкагиров не оказалось.
Не подозревая худого, отправились казаки к Ворыпаеву, а тот уже ждет их. Муки — сколько вашей душе угодно. Рыбы — пожалуйста. Только платить наличными. Деньгами. У казаков аж глаза на лоб полезли. Деньги тогда широкого хождения не имели и принята была такая система: осенью, перед промыслом, брали служилые в, долг муку и ружейные припасы, оставляли купцам расписки, а к весне расплачивались соболями. Но Ворыпаев и слышать о расписках не хотел — деньги на стол!
А деньги от редкой воеводской щедрости — они колымским гарнизонным предназначались. Так и так растолковывал Булдаков это обстоятельство Ворыпаеву, но что купчине колымские служилые?
Потоптались изголодавшиеся казаки и ушли. А потом снова пришли — есть-то надо! Накинули они по нескольку рублей на пуд, а Ворыпаев все равно не уступает… С отчаяния некоторые соглашались в кабалу к Ворыпаеву идти, волю на неволю меняли, но все равно, ни с чем ушли. Твердо верил купец, что не выдержит Булдаков голодовки и расплатится с ним деньгами служилых.
Но тут нашла коса на камень. Примерный службист и отменный упрямец, Булдаков предпочел голодать, но ни копейки не отдал Ворыпаеву.
Худо пришлось казакам — и среди льдов так худо не было. Побирались они где могли, юколу выпрашивали, костлявую сельдятку, которой собак кормят, лиственницы за острогом обдирали и корой питались; пробовали и сами рыбу ловить, но зимой в тех местах рыба ловится плохо — не случайно ее летом на зиму запасают…
Однажды предпринял Булдаков еще одну попытку добыть муки — послал к Ворыпаеву своего пятидесятника Константина Степанова и велел предложить купцу десять рублей за пуд, что в несколько раз превышало действительную стоимость.
Константин Степанов и пятеро ходивших с ним служилых вернулись с мукой. Ворыпаев продал им по полтора пуда, взяв пять рублей за пуд, но Булдакову не дал ни фунта — понял к тому времени купчина, что не попадут к нему в карман деньги служилых, и хоть на Булдакове решил отыграться.
Но с чего все-таки расщедрился Ворыпаев?
В своей челобитной якутскому воеводе — а купец догадывался, что Булдаков пожалуется и за измывательство над государевыми людьми его могут взгреть, — в своей челобитной Ворыпаев прямо-таки слезами изошел: и словесно-то его казаки поносили, и жизни лишить грозились, и били его нещадно… Я ничуть не сомневаюсь, что казаки действительно и кляли прижимистого купца, и грозили ему, и что отведал он увесистых тумаков. Наверное, и «расщедрился» Ворыпаев с перепугу, когда обозленные казаки взялись за него всерьез.
Но избить купца могли рядовые под благосклонным наблюдением пятидесятника, а не наш примерный службист Булдаков: исчерпав легальные методы воздействия, он предпочел питаться лиственничной корой.
После великого поста, который для наших казаков оказался сверхвеликим, Булдаков отправил Добрыню Игнатьева и Оксенку Скребычкина на побережье океана… искать коч! Да, не больше не меньше. И через несколько месяцев все еще не мог смириться Булдаков с пропажей товаров и припасов! Понимал он, конечно, что нет почти никакой надежды найти коч, что раздавило его льдами за зиму, но вдруг?.. Точно помня, сколько осталось там добра, Булдаков детально распорядился, как поступить с ним, как переправить его на Колыму… Короче говоря, все было предусмотрено хозяйственным приказчиком.
А сам приказчик, покинув негостеприимное Уяндинское зимовье, двинулся с отрядом на восток в свою вотчину, оставив прогоревшего Ворыпаева в его лабазе.
Четыре недели шли казаки до Алазеи, питаясь все той же лиственничной корой. Откуда у них взялись силы на переход через горы и равнины — бог весть, но до Алазеи они дошли, и там казаков встретили по-человечески: и накормили, и согрели, и дали передохнуть. Еще одну неделю занял у них путь до Среднего ясачного зимовья на Колыме.
Наш самолет пролетал над Колымской низменностью, и я отчетливо помню, что она казалась мне не сушей, а колоссальным озером с бесчисленными заболоченными островками. В распутицу или летом Булдаков едва ли сумел бы пройти через низменность напрямик. Но он успел пересечь ее по последнему снегу.
На Колыме Тимофей Булдаков принял ясачное зимовье у боярского сына Василия Власова, а служилых людей взял к себе в полк.
И роздал им долгожданное жалованье — деньгами.