Указ об организации Второй Камчатской экспедиции был издан 17 апреля 1732 года, но из Петербурга участники экспедиции выехали лишь в феврале 1733 года. Вся экспедиция с возвращением в Петербург была рассчитана на шесть лет (первая продолжалась пять лет). В октябре 1734 года Беринг приехал в Якутск. Чириков в это время руководил передвижением огромного обоза, Шпанберг отправился в Охотск строить суда.
В Якутске капитан-командор обосновался прочно. Нельзя преуменьшать стоявшие перед ним трудности, например, по снаряжению северных отрядов. Но видимо, Берингу и не очень хотелось ехать дальше. Адмиралтейств-коллегии пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы убедить Витуса Беринга выехать из Якутска. Историограф Соколов свидетельствует, что Адмиралтейств-коллегия, всячески выгораживая Беринга перед Сенатом, ибо он вел себя так, что экспедицию вот-вот могли прикрыть, «посылала ему подтверждение за подтверждением поспешать походом, выговор за выговором за медленность и нераспорядительность, стращала ответственностью, угрожала взысканием, приводила в пример разжалованных за нерадение лейтенантов Муравьева и Павлова, даже лишила его (в 1737 году) прибавочного жалования «за неприсылку в Коллегию надлежащих ответов и за нескорое отправление в надлежащий путь». Сенат приказал «крепчайше исследовать» о неисполнении порученного Берингу и Шпанбергу».
Лишь эти крайние меры побудили наконец капитан-командора летом 1737 года перебраться в Охотск, где уже хлопотали Чириков и Шпанберг.
А в 1738 году, по истечении шестилетнего срока, Кабинет императрицы поставил вопрос о прекращении экспедиции. Нельзя не согласиться с логичностью этого шага: а) срок, назначенный для выполнения, истек, б) расходы составили 300 000 рублей — сумму колоссальную по тому времени, в) а экспедиция даже не приступила к выполнению основного задания. К счастью, экспедицию все-таки решено было продолжать, потому что Адмиралтейств-коллегию возглавляли воспитанники Петра, подлинные ревнители морского дела.
Несмотря на долгое пребывание в Якутске, Беринг покинул его, так и не завершив организацию экспедиции, и это отрицательно сказалось на положении в Охотске: люди голодали, суда строились на редкость медленно. Работы осложнились сквернейшими отношениями между сибирскими властями и участниками экспедиции, во-первых, и между самими участниками экспедиции, во-вторых. Все это проистекало главным образом потому, что Беринг не пользовался авторитетом. Вообще же большего количества кляуз, доносов, сплетен, жалоб, грязи, чем во Второй Камчатской экспедиции, трудно себе представить. Соколов с горечью констатирует, что «сцены происходили постыдные». Но тот же Соколов пишет: «Весьма замечательно, что в кляузных делах этой экспедиции, которой все члены перессорились между собой и чернили друг друга в доносах, имя Чирикова остается почти неприкосновенным; мы не нашли на него ни одной жалобы…»
Но Алексей Чириков, определенно один из самых честных и принципиальных участников экспедиции, был поставлен в такие условия, что почти не мог проявить инициативу. В 1738 году Чириков подал прошение об увольнении из экспедиции. «Понеже я, премилостивый государь, — писал он графу Головину, — обращаюсь в ней (в экспедиции. — И.3.) истинно без пользы, понеже предложения мои к господину капитану-командору о экспедичном исправлении от него за благо не приемлются, токмо он, господин командир, за оные на меня злобствует».
Три года просидел Беринг в Охотске. В мае 1740 года Адмиралтейств-коллегия направила ему полное глубокой иронии и вместе с тем раздражения послание: «Из полученных Коллегиею рапортов усмотрено только одно, что леса заготовляются, суда строются и паруса шьются. А к которому времени будут готовы и в надлежащий путь отправится, о том не показано. Из чего Коллегия иначе рассуждать не может, что оное чинится через не малое время от неприлежного старания к скорому по инструкции исполнению; и потому что лесам давно надлежало быть приготовленным, и судам построенным, и парусам сшитым, а не так, как в оном (то есть Беринга. — И.3.) рапорте объявлено: для шитья тех парусов и дела такелажа строются избы…» Беринг порой прибегал к хитростям, шитым белыми нитками: по малейшему поводу он вступал в переписку с Петербургом, а от запроса до ответа проходило погоду.
В Петербурге эту хитрость, разумеется, раскусили. В том же послании Берингу предлагается «в путь свой отправляться без всякого замедления, не утруждая, яко излишними, без всякого действия, переписками и не ожидая впредь подтвердительных указов, понеже о том многими чрез всю его тамо бытность указами наикрепчайше подтверждено…».