То был необычный вечер. Москвичи — молодежь и всемирно известные японоведы — собрались почтить память поэта. по случаю пятидесятилетия со дня его кончины. Были здесь и переводчицы стихов Исикава — Анна Евгеньевна Глускина и Вера Николаевна Маркова. Председательствовал академик Николай Иосифович Конрад. Задушевно и торжественно звучала речь академика. Но не это взволновало меня, и даже не его ораторское искусство, отмеченное строгостью мысли и отточенностью формулировок. Меня поразила тогда надолго оставшаяся в памяти необычная, но удивительно точная аналогия: Такубоку — Есенин! Оба — любимейшие певцы своего народа, выразители сокровенных глубин народной души. Оба воспели родные края. Оба ушли из жизни молодыми, оставшись навечно в благодарных сердцах своего народа.
…Существует старинный японский обычай: когда расцветают деревья, на особенно красивые ветки вишни или сливы подвешивают колокольчики, звенящие от малейшего дуновения ветра. К язычкам колокольчиков прикрепляются полоски бумаги, так называемые тандзаку, на которых начертаны тушью стихи любимых поэтов. И когда с белоснежных ветвей доносится мелодичный перезвон, кто бы ни шел, невольно замедлит шаги, чтобы прочесть стихотворение, а заодно и полюбоваться благоухающей ветвью.
Каждый апрель на зеленеющей ветке ивы можно увидеть «тандзаку» с очень известным стихотворением:
Эти строки принадлежат Такубоку. Он умер в апреле, тринадцатого числа, и ежегодно вся Япония отмечает день памяти поэта. Подобно Пушкину, Роберту Бернсу и другим великим поэтам, он удостоился всеобщей любви.
Исикава Такубоку — народный поэт в подлинном смысле слова. Он вышел из народа и оставался с ним, живя его жизнью, служа его интересам.
Такубоку родился в 1885 г. в бедной крестьянской семье, с детства познал нужду, которая не покинула его, как и великого шотландского барда, даже в зените славы. Рассказывают, что нередко Такубоку приходилось добираться до дому пешком — не на что было купить трамвайный билет.
писал поэт.
В поисках лучшей жизни, в поисках смысла самого существования поэт переезжал с места на место — устремлялся то на юг, то на север.
В своей критической статье «Стихи, которые можно есть» Такубоку писал: «Когда мне исполнилось двадцать лет, в жизни моей произошли большие перемены… Следовало бы всем мечтателям — этим жалким трусам, которые боятся действительности, — хоть частично испытать на самих себе пережитое мною с тех пор…»
В надежде на заработок он едет в Токио — напрасно… Вторая поездка — и вновь неудача… С женитьбой нужда становится еще нестерпимее. Как прокормить пять человек на жалованье помощника школьного учителя? Но и этих мизерных денег Такубоку лишился за организацию в школе забастовки протеста. Его уволили.
И все же, несмотря на тысячи бед и невзгод, несмотря на царившую в обществе гнетущую атмосферу тирании и деспотизма, в которой гибли лучшие люди, поэт не сдавался. Он писал и боролся, любил и страдал, жаждал свободы и воспевал ее грядущий приход… Недаром в одном из своих стихотворений он назвал себя «сгустком мятежного духа», недаром во многих стихах он говорит о своей любви к алому цвету как символу мятежной борьбы:
Враг неподвижности и застоя, Такубоку едко высмеивал тех, кто стремился, как премудрый пескарь, остаться в стороне от событий века, уйти на дно обывательщины, погрязнуть в сугубо личных переживаниях:
Вот почему спокойное, безветренное море ассоциируется в сознании поэта с застоем:
Весь — порыв, весь — устремленность вдаль, вперед, к светлому завтра… Таким был Такубоку.
Любовь к России окрашивает многие произведения Такубоку.
8
Стихи Такубоку цитируются в главе в переводах В. Н. Марковой (пятистишия) и А. Е. Глускиной (трехстишия).