Почти целый день Володька занимался одним - приподнимал предплечье, стараясь усилием воли удержать его в этом состоянии, и на какие-то секунды фиксировалось. Значит, рука будет жить! Он ликовал. Как угнетала его до этого она, безжизненная, все больше сохнущая. Теперь он станет упражнять ее, остановит атрофию, может, и возвратит силу мышцам.
Прервал его радость телефонный звонок. Звонила Майя.
- Я не хотела звонить, - сказала она. - Но все же решила. Нам надо встретиться.
- Что-нибудь случилось? - встревожился Володька.
- Нет, ничего, - спокойно ответила она. - Ты выходи сейчас, я недалеко от твоего дома.
Когда Володька вышел из парадного, Майка уже не спеша подходила к нему нарядная, без следа какой-либо озабоченности на красивом лице. Да и что могло случиться с уверенной в себе Майкой, подумал он.
- Пройдемся или зайдем к тебе? - спросила она.
- Как хочешь.
- Давай к тебе. Не люблю курить на ходу.
Они поднялись на третий этаж, и Майка уверенно остановилась около Володькиной двери.
- Разве ты была у меня? - удивился он.
- Нет... А помнишь открытки, которые получал от неизвестной поклонницы? Я опускала их вот сюда, - показала она на почтовый ящик.
- Значит, это ты? Такие смешные старинные открытки.
Они прошли в комнату. Майя села на диван, небрежно положив ногу на ногу, закурила, оглядывая комнату.
- Смешно... Когда-то я мечтала попасть к тебе, посмотреть, как ты живешь. И вот у тебя, - она еще раз огляделась, а потом спокойно с улыбкой объявила: Я беременна, Володька.
Он даже отшатнулся от неожиданности.
- Не может быть..
- Удивительный вы народ, - засмеялась она. - Всегда для вас это неожиданность. Причем не очень приятная.
- Я как-то не думал об этом...
- Разумеется... У тебя сейчас премилый вид. Такой, как я и предполагала.
- Что же делать, Майя? - растерянно спросил он.
- Вот об этом я и хотела поговорить с тобой. - Она улыбалась, что никак не вязалось с серьезностью взгляда ее серых глаз.
Володька нервно закурил и начал вышагивать по комнате, абсолютно не зная, что и как говорить. Майя следила за ним глазами и так же улыбалась. На миг Володьке подумалось, что она его разыгрывает, это успокоило, и он остановился.
- Ты разыгрываешь меня?
- Увы, милый, к сожалению, нет... Думай.
- А что думать? - глупо спросил он.
Майка опять рассмеялась.
- Если я оставлю ребенка, он будет твой и не твой, а... Олега. Вот и подумай, - сказала она, затянувшись папиросой.
- А он мой, Майя?
- Наконец-то догадался! - она перестала улыбаться и сказала устало: Зачем же мне было приходить к тебе, Володька? Ребенок твой... Оставлять его или не оставлять, вот что мы должны решить. Понял ты?
- Я... не знаю... - растерянно сказал он.
Майя поднялась с дивана, потушила папиросу.
- Господи, ну чего я от тебя могла ждать, кроме "не знаю". Ладно, кончим на этом. Я пойду...
Володька пошел проводить ее. У двери она погладила его по щеке небрежным, но ласковым жестом.
- Мальчик ты, мальчик... Какой из тебя отец, - сказала тихо и стала спускаться по лестнице.
Володька еще постоял у двери, прислушиваясь к стуку ее каблуков, к звуку захлопнутой двери в парадном, и только тогда вернулся в комнату. Он сознавал, что вел себя не так, что Майя ждала от него каких-то мужских слов, а он нес чушь и глупость. Но он действительно был растерян, даже потрясен так, что плохо, совсем плохо соображал, ведь такое с ним впервые... Ему вспомнилось, как при посадке в эшелон, когда уже знал точно, едет на фронт, где возможна смерть, у него вспыхнуло яркое, но странное желание - хорошо, если бы у него был ребенок от Юльки. Тогда он усмехнулся про себя: заработал инстинкт продолжения рода... И вот сейчас это реальность, у него может быть ребенок, а что-то невнятно бормотал, испугавшись, видимо...
Вечером после некоторых колебаний он решил рассказать все матери. Нельзя сказать, что она обрадовалась, но, не раздумывая, твердо сказала:
- Если ребенок твой, ты обязан жениться на Майе.
- Она замужем, мама, - промямлил он.
- Ну и что из этого? - спросила мать. - Ты понимаешь, в какое положение она попала! Если Майя - порядочный человек, то как...
- Ты опять, мама... Порядочный, непорядочный, - перебил Володька.
- Да, опять, - повысила голос мать. - Ты пойми, изменить мужу - это одно, а обманывать его всю жизнь, заставить содержать и воспитывать не его ребенка это другое. А потом, разве ты сам согласишься, чтобы у твоего ребенка был чужой отец?
- Но как мы будем жить, мама?.. Ты же знаешь...
- Как-нибудь проживем, - тут же мать прервала его. - Надо уметь отвечать за свои поступки. Честно говоря, мне трудно понять твои колебания, жестковато добавила она.
- Хорошо. Я сейчас позвоню ей.
- Да, иди и звони.
Володька пошел в коридор к телефону, набрал Майкин номер... Очень долго никто не подходил, наконец взял трубку ее муж.
- А, Володя... Добрый вечер. Почему не приходите к нам? Майя у своей матери, позвоните туда.
Володька позвонил в Коптельский, долго слушал длинные гудки, а когда подняли трубку, голос был не Майкин.
- Ей нездоровится. Кто спрашивает?
Володька назвал себя.
- Сейчас узнаю, сможет ли она подойти.
Спустя несколько минут, показавшихся ему очень долгими, услышал Майку:
- Что скажешь?
- Майя, прости меня... Я растерялся, но... но, наверно, тебе надо разойтись с Олегом, а нам...
- Поздно, Володька, - перебила она. - У нас уже никого нет.
- Как нет? Не понимаю!
- Повторяю, - приглушив голос, сказала она, - никого нет. Теперь понял, глупенький?
- Понял, - глухо ответил он. - Как ты себя чувствуешь?
- Неважно... Я пойду прилягу. Пока, Володя.
Она повесила трубку, а Володька, понурив голову, вернулся в комнату.
- Сказал? - спросила мать.
- Мама, она говорит... она говорит, что уже никого нет, - упавшим голосом тихо произнес Володька.
- Господи... - прошептала мать и достала папиросы.
Володька пошел в "купе", как называл он свою комнатку при кухне. Лег на кушетку с тяжелым ощущением непоправимости. Ему вспомнилась Майкина усмешка, когда она сказала: "... ну чего я от тебя могла ждать..." А наверно, ждала, иначе зачем было приходить? Ждала хотя бы каких-то серьезных мужских слов, а не маловразумительного бормотания.
На утро следующего дня он позвонил ей - как чувствует себя?
- Ничего, но на работу не пошла.
- Я приду к тебе, - с полувопросом сказал он.
Она долго не отвечала.
- Если очень хочешь.
- Хочу, - быстро ответил он.
Майя открыла ему дверь сама, но была очень бледна и, впустив его, сразу легла на диван, укрывшись пледом.
- Я очень виноват, Майя... - горячо начал Володька.
- Не надо, - тихо сказала она, устало махнув рукой. - Не надо...
О чем говорить дальше, Володька не знал. Он пришел просить прощения, каяться, но она этого не желала слушать.
- Володя, смени воду в грелке, - она вынула из-под пледа грелку и подала ему. - Холодную надо.
- Я сейчас, - обрадовался он и бросился на кухню. - Вот, холодная-прехолодная.
- Спасибо... Может, ты и чайник на плитку поставишь? - слабо улыбнулась она.
- Конечно. Что еще надо? - Он был рад заняться каким-то делом. - Может, за хлебом сходить? Я мигом.
- Все есть, Володя. Заваришь чай, и будем завтракать. - Она вдруг поморщилась.
- Болит? - участливо спросил он, ощутив опять укол вины.
- Немного... Хорошо, что врач знакомая, бюллетень дала. Отлежусь три дня. Лишь бы осложнений не было.
- А могут быть? - встревоженно спросил он.
- Не знаю... Я же в первый раз...
Затем они стали пить чай. Володька подал чашку и тарелку с хлебом и колбасой Майе в постель. Ей, видимо, были приятны его ухаживания, хотя делал он все довольно неумело, нескладно.