– Знаете, что я вам скажу, – заговорил Аргентский, поняв наконец, в чем дело. – Разве так едят, как эти ямщики?
Василий Иваныч даже сел, умоляюще посмотрел на Аргентского и спросил его притихшим голосом:
– Извините, теперь уже я вас не понимаю… Как же еще можно есть?
– Я хочу сказать про настоящую еду… Дело в том, что ямщики едят совершенно зря, как ест худая скотина. Хорошая лошадь или хорошая корова никогда много не едят, потому что у хорошей скотины хорошо приспособленный организм, перерабатывающий и усваивающий хорошо принятую пищу.
– А плохая скотина – я пользуюсь вашим выражением?
– Плохая скотина много ест и совершенно зря. Это бывает большею частью от того, что она предварительно много голодала. А как попала на хороший корм, ну и набросится. Так и ямщики. Дома, вероятно, едят так себе, а тут в обозе пища вольная, – вот он и наваливается. Количество пищи совсем не соответствует работе…
– Да, да… Это вы правильно. Пожалуйста, говорите дальше, то есть о настоящей еде. Очень, очень интересно…
– Лучшими едоками в народе считаются пильщики, потому что и работа у них самая тяжелая… Вы только представьте себе, что такой пильщик в раннего утра и до позднего вечера работает не разгибая спины, а летний день выбежит у него в пятнадцать рабочих часов. Всякая другая работа ведется с прохладцей и с паузами, а тут даже остановок нет, Просто удивительно, как только могут выносить такую страшную работу…
– Да, да, ужасно. Но вы ничего не сказали, что едят пильщики?
– Едят они главным образом, конечно, хлеб, а дома предпочитают всему кашу.
– А мясо?
– Ну, мясо попадает редко и то солонина, как прибавка к щам, – ведь русские настоящие щи варятся без мяса и в лучшем случае только с «забелой» из сметаны. А каша варится так, чтобы зерно не совсем разварилось – сытнее и крепче, когда оно «дойдет» уже в желудке. Едой пильщиков действительно можно полюбоваться… Отрезает толстый ломоть ржаного хлеба во всю ковригу, круто посолит крупной солью и начинает есть с таким аппетитом, что действительно завидно делается.
– Вы говорите: крупной солью? Разве это питательнее?
– Вкуснее, потому что мелкая соль слишком быстро тает во рту.
Василий Иваныч сразу повеселел и даже пожал руку Аргентскому.
– Благодарю вас, вы мне подали счастливую мысль… Эй, хозяюшка!..
Вошла краснощекая стряпка, тоже, вероятно, из былинного периода.
– Есть у вас соль? Понимаете: крупная…
– Как не быть, барин…
– Пожалуйста, принесите.
Стряпка пошла и принесла общую деревянную солонку, страшно захватанную и покрытую грязью разных исторических эпох. Можно было подумать, что ею пользовался еще честен муж Гостомысл. Василий Иваныч сморщился и с каким-то страхом заглянул внутрь солонки, точно там соль была насыщена, бактериями, кокками и микрококками. Стряпка смотрела на барина-заморыша с сожалением и улыбалась.
– Да вы не сумлевайтесь, барин… Червей в соли не бывает.
– Хорошо, хорошо, пожалуйста, не рассуждай, матушка.
– Что же я: соль как соль.
Василий Иваныч с большой осторожностью отгреб чайной ложечкой верхний слой соли, сохранивший отпечатки ямщичьих пальцев, и с самого дна достал щепотку.
– Такая соль? – обратился он к Аргентскому, как к специалисту.
– Да… Обыкновенная соль.
Василий Иваныч приготовил два других яйца уже с солью и съел их. Это было целое событие. Он торжествующим взглядом посмотрел на нас и заметил:
– А ведь действительно оно лучше… С научной точки зрения сахар, конечно, питательнее, но я совершенно упустил из виду самое простое обстоятельство, именно, что мои предки, вероятно, употребляли очень много соли, а отсюда унаследованная привычка… Я, знаете, куплю у хозяйки всю эту солонку. Да… А потом разыщу пильщиков… Нужно посмотреть, как они едят.
Было уже около двенадцати часов, когда я снова очутился у себя в тарантасе. Сон был «переломлен», как говорят деревенские люди, и я долго лежал с открытыми глазами. Ночная тишина нарушалась обозными лошадьми, пущенными к корму. Слышно было, как работали лошадиные челюсти, точно десятки жерновов. Поужинавшие ямщики разлеглись где попало, большей частью прямо под телегами на голой земле. Аргентский поместился на передке своей телеги и жег одну папиросу за другой. Ему тоже, видимо, не спалось.
– Какой странный господин, – подумал он вслух. – Вы спите?
– Нет…
– И я тоже. Как-то даже совестно спать в такую ночь… Ведь мы целую треть жизни проводим в постели. Это просто обидно… Да, странный.
– Это вы про Василия Иваныча?
– Да… Знаете, мне его жаль.
– Он болен, то есть считает себя больным.