Молодой человек забросил правую руку за голову и попытался задуматься. Наверное, впервые за время совместного путешествия. До этого все мысли крутились вокруг здесь и сейчас, о большем думать не получалось — плотские утехи съедали все силы и время, уступая лишь сну. Но сейчас спать не давала боль в опустошенных чреслах. И, в некоторой степени, назойливое гудение комаров. Ну, еще приглушенные расстоянием звуки во дворе — хозяева то ли принимали новых гостей, то ли собирались с духом, чтобы выгнать из купальни шумных посетителей.
Парень усмехнулся: «А шумели мы знатно». Он вспомнил безумные глаза девушки в мгновения высшего восторга, блеск ее глаз в темноте, соль пота на губах… Ухмыльнулся довольный собой и обернулся, оглядывая купальню.
Четыре опорных столба из кизила, наклонившихся в разные стороны, но так и не решивших упасть. Три основательные стены, сложенные из каменного лома и обильно, но неряшливо обмазанные глиной. То, что отделяло комнату от двора, стеной назвать было как-то даже… неловко, ибо неправильно называть так плетеную перегородку, через которую видно не только освещенное нутро купальни, но и блики на любопытствующих лицах снаружи (Люянь улыбнулся) … Над головой кругляки стропил, удерживающих соломенную крышу, а внизу, под широченной лавкой, широченные доски пола с жирными черными полосами щелей. Тусклая масляная лампа в бумажном абажуре на деревянной подставке притулилась в изголовье лежака. Пустая посуда под ним. Ну и круглая бадья, полупустая стараниями двух ненасытных любовников. И это несмотря на то, что воду иногда доливали по мере остывания… и расплескивания.
«Интересно, каково тут зимой мыться?» Впрочем, интерес был праздным — оставаться тут до зимы никто не собирался.
Мошонка ныла не сильно, но изматывающе постоянно. Парень пошевелился, пытаясь сменить положение, но облегчения не наступило, зато потревоженная девушка зачмокала губами, притиснулась сильнее, да еще и ногу закинула ему на бедро.
«Лисы это приятно, но утомительно», — родился вместе со вздохом афоризм. «И что я с ней буду дальше делать?» Расставаться со звероухой нахалкой не хотелось. «Но и таскать ее по столицам… верх оригинальности». Люянь ухмыльнулся. И заворочался опять — боль извела своей неизменностью.
— У-у-у. Когда ж это пройдет?
Осторожно, пытаясь не разбудить — мог бы и не тревожиться об этом — он освободил руку из-под горячего тела лисы и попытался сесть, когда услышал за плетеной перегородкой возню и шепот.
— Сначала ты этого по голове, потом мы девку…
— Давай я ее тоже…
— Сдурел? Нет уж, холодное мясо отбивать не хочу…
«Ого! Как интересно!» — Люянь едва не засмеялся, обрадовавшись неожиданному развлечению. Опять окинул взглядом помещение и мысленно попросил у него прощения.
Чжу Шэнь отодвинула полотно занавеси и вышла во двор. Предстоящее ей все так же не нравилось, но в глубине двора у святящейся изнутри стенки купальни уже двигались тени, и практичный ум хозяйки, смиряясь с неизбежным и, что важнее, прибыльным, занялся прикидками, как лучше скрыть следы нового преступления, что из вещей можно оставить в доме, а что сбыть в городе через знакомого скупщика. Это были ее дела, не мужа. Просто потому, что перешли к ней по наследству от отца вместе со связями и знаниями, как сохранить семейную тайну…
Меж тем братец с дружками убрали часть плетеной перегородки, и в желтый прямоугольник проема нырнули одна за другой четыре фигуры, загородили собой свет. «Сейчас», — прислушалась женщина, с затаенным трепетом ожидая характерного звука, с которым крепкое дерево ломает череп. Но вместо него раздался шум возни, ломаемых досок, громкий стук, невнятная ругань, женский визг и…
Тихо снять перегородку из переплетения тонких жердей было недолгим делом. И вполне привычным к тому же. Разбойники, заскочившие друг за другом в ставшую сразу тесной купальню, не ожидали подвоха и потому замерли в мгновенном замешательстве, когда их жертва, голый длинноволосый парень, лежавший на скамье в глубине купальни, вдруг сел и широко ухмыльнулся им навстречу. Ход их мыслей не взялись бы описать и они сами, лишь в глазах отразилось что-то, сделавшее ухмылку «жертвы» шире. А потом Су Дай по прозвищу Боров, стоявший впереди всех, прыгнул. Вперед. На эту самую ухмылку. Всем весом своего немалого тела.
Остальные увидели, как огромная туша взмыла под стропила, перелетела метнувшуюся к выходу бадью (!) и начала падение на сидящего молодчика и проснувшуюся девушку с топорщащимися треугольниками звериных ушей. В следующий миг в ноги Лысого Юя и Сян Гуя врезалась ставшая вдруг резвой кадка с остывшей водой — им стало не до зрелищ, а Цай Хэн оказался заслонен приятелями от происходящего. Потому никто не видел, какая сила заставила Борова Дая взлететь опять, но уже в другом направлении…