Гость кивнул.
— И преуспел?
— Не очень. Он давно умер. И матушка умерла. Я сам просил послать меня на ваш «Иртыш». Имя-то, имя какое! Хочу послушать русских. Увидеть. Не верите?! Родился здесь, учился здесь. Жена — англичанка, а увижу русское судно, сердце так и забьется.
— Вы хорошо говорите на родном языке.
— Слушаю радио. Сына научил, вот и практикуемся.
Гость поинтересовался, часто ли капитан бывает в Москве. Не собирается ли он туда после рейса.
Нет, Николай Степанович пока в столицу не собирался.
Гость не уходил, тянул, делал вид, что не заметил двух красноречивых взглядов, брошенных капитаном на циферблат судовых часов, висевших на переборке. Что-то ему нужно. Наконец гость решился:
— Я имел вас просить…
— Что же вы хотели попросить? — невольно поправляя его, спросил Николай Степанович. Судя по всему, попросит какой-либо сувенир. На этот случай есть репродукции Третьяковки, открытки с достопримечательностями Одессы.
— Совсем небольшое письмо. Личное письмо. Матушка говорила о родственниках… Я долго ждал случая и…
— Но почему бы вам не воспользоваться почтой? — с некоторым удивлением произнес капитан.
— Я не хочу, чтобы фирма знала… Личное письмо. — Гость торопливо полез в карман, извлек из него пакет и отличный змеиной кожи бумажник с золотой табличкой для монограммы. — Это вам, соотечественнику.
— Благодарю, но я не имею привычки носить с собой такие вещи. К тому же, это слишком дорогой подарок.
— Я буду глубоко обижен! И мое письмо. Я надеюсь… — Гость пододвинул капитану пакет.
— К величайшему сожалению, вашей просьбы никак выполнить не смогу. — Капитан заставил себя улыбнуться. Ему уже ясно было, что «соотечественник» хочет впутать его в какие-то свои дела, вероятно, не совсем чистые. Вариантов подобных «дел» множество.
— Я буду очень просить! Вот адрес.
Николай Степанович поднялся, взяв со стола бумажник и пакет, решительным движением вернул их гостю и, крепко придерживая его за локоть, повел к дверям, учтиво при этом ссылаясь на срочные служебные дела, выражая сожаление, что больше не может доставить себе удовольствия находиться в таком приятном обществе.
Любезность капитана была так велика, что он сам проводил «соотечественника» к трапу и, когда тот благополучно ступил на причал, обратился к вахтенному помощнику со словами:
— Этого господина на судно не пускать!
«Соотечественник» скрылся из виду, ни разу не оглянувшись на русское судно, которое он «нетерпеливо ждал».
— Что же вы, Николай Степанович, не идете в город? — спросил Любезнов. Он явно изнывал от скуки, стоя у трапа с повязкой вахтенного матроса.
— Задержали, — ответил капитан. — Начальник рации в городе?
— Нет. Где-то на судне.
— А Татьяна Константиновна?
— Наша милая докторина в лазарете порядок наводит.
— Почему же она не пошла?
— Кто ее знает.
Николай Степанович отошел от борта. Видно, Лазарева постеснялась зайти, взять деньги на покупки, и в город не пошла. Так или нет, надо выяснить.
Подперев кулаком щеку, Лазарева сидела у стола в лазарете. Она так задумалась, что даже не услышала, как вошел капитан. Конечно, она собралась в город, потому что на ней был выходной костюм и туфли на высоких каблуках.
— Почему вы не пошли с Виктором Дмитриевичем? — спросил капитан.
— Хотела сначала зайти к вам. Вы были заняты. А вдвоем с Виктором как-то… неловко.
— Почему?
Она изучающе взглянула на капитана, словно сомневаясь, следует ли быть откровенной до конца.
— Некоторые не понимают, что знаки внимания не могут доставить удовольствия, если человек назойлив.
Николай Степанович с удивлением слушал ее. Выходит, даже невинное восхищение Виктора ей неприятно. Так же неприятны были, наверное, комедии, которые начались сразу же по выходе в рейс. Все занемогли. Правда, дальше головной боли фантазия моряков не шла, была просто какая-то эпидемия.
Капитан хохотал, когда Пал Палыч рассказывал, как Лазарева после пятого больного положила на стол перед собой коробку с касторкой и предлагала страждущим тут же проглотить капсулу, а потом уже она займется лечением. Эпидемия сразу пошла на убыль.
— Да, сложная ситуация, — улыбаясь сказал Николай Степанович.
— Вы смеетесь! А мне так хочется уже ступить на твердую землю, — жалобно сказала Лазарева.
— Так пойдем погуляем. Надеюсь, меня в донжуанстве не заподозрят.
— Ну что вы, право! — воскликнула Лазарева обрадованно. — Вы в самом деле пойдете?