По поводу прочитанного велись разговоры и споры. Ходили слухи, будто кое-кто носит свои литературные опусы на суд «милой докторине».
Видимо, она сумела придать авторам уверенность в своих силах, потому что в стенгазете стали появляться стихи, рассказы из морской жизни и даже эпиграммы.
Теперь капитан и не мыслил расставаться с доктором. В каютах и кладовых стерильная чистота. Пожилой, круглый, как шар, но весьма ершистый кок Дзюба ежедневно меняет свои белые рабочие куртки. Только надевать колпак категорически отказывается. «Колпак, чтобы волосы в борщ не падали, — комментировал он свой отказ, — а мои кучери девчата давно повыщипали».
В разговоре Дзюба обращался ко всем на «ты», дневальную Маринку называл «дочкой», покрикивал на нее и всячески опекал. Требовал, чтоб она в его присутствии ежедневно съедала два-три корешка моркови. По мнению Дзюбы, это должно было укрепить слабенькое здоровье девушки. Но с Лазаревой он как-то не находил общего языка, несмотря на то, что доктор делала свои замечания деликатно, высказывая их даже в шутливой форме.
Познакомившись благодаря библиотеке с экипажем поближе, Лазарева теперь запросто беседовала с матросами, мотористами, штурманами. И лишь один человек из всего экипажа, Виктор Дмитриевич, в присутствии Лазаревой терялся. Умолкал при ее появлении или вдруг становился необычайно красноречив и весел. По трансляции теперь частенько звучали душещипательные романсы. Капитану эти его странности были понятны, но вызывали некоторую досаду. Хорошо, что «Иртыш» идет уже домой.
— Удачный рейс, — как-то за столом в кают-компании сказала Лазарева. И все согласились, что рейс был действительно удачным.
— А еще говорят, будто женщина в море приносит несчастье, — смеясь продолжала она.
— Смотря какая женщина! — воскликнул Виктор.
— Вот именно! — с нарочитой серьезностью подтвердил молчаливый стармех. Все рассмеялись. И Лазарева тоже.
Виктор покраснел и уткнулся в свою тарелку.
Капитан улыбнулся. Хороший рейс. Жаль только, что часть груза переадресовали в Новороссийск. Лучше бы идти прямо на Одессу. Не ошвартоваться в Новороссийске, если задует норд-ост. Особенно теперь, глубокой осенью. Она почти не чувствовалась, пока шли теплыми морями, но в Черном ветер посвежел.
Радиограмму домой Николай Степанович дал еще из Мраморного моря. Советовал Леле воздержаться от поездки в Новороссийск. Не стоит из-за двух-трех дней стоянки судна брать отпуск, устраиваться в гостинице, беспокоиться. Заканчивать погрузку они придут в Одессу. Два-три дня — какое это имеет значение?! Раньше, правда, Леля всегда прилетала встречать «Иртыш», но сейчас и работы у нее слишком много, и неизвестно, какая будет погода. Застрянет где-либо в аэропорту. Да и не таким уж продолжительным был рейс, чтобы причинять ей лишние хлопоты.
Однако, когда Николай Степанович слышал обычные перед приходом разговоры — чьи-то жены уже ждут в Новороссийске, другие следуют лайнером, — ему становилось не по себе. Обычно и он сообщал: «Моя Леля тоже вылетела…»
На подходе к порту ветер настолько усилился, что «Иртыш» сутки простоял на рейде. Николай Степанович успокоился, решив, что правильно сделал, не вызвав Лелю. И все же неясное чувство сожаления пробудилось в нем, когда, спустившись обедать, он увидел жену старшего штурмана и все многочисленное семейство второго механика.
Лазарева не появлялась, и капитану, сидевшему в шумной кают-компании, стало одиноко. Все были заняты своими женами, своими детьми, а до него сейчас никому не было никакого дела!
Едва притронувшись ко второму, он ушел к себе. Уныло посвистывал в антеннах ветер, беспорядочно шлепала о борт смятая волноломом зыбь. Виктор уехал на берег, и теперь по трансляции шел какой-то нудный концерт.
Сидеть после рейса одному в каюте, да еще в воскресенье, было невмоготу. Николай Степанович оделся потеплее и ушел на берег.
Народу на улицах мало. Холодный ветер метет и метет на обочины жухлые листья и пыль. Капитан остановился возле афиши. Сходить разве в кино, потом поужинать.
До начала сеанса еще уйма времени, можно успеть купить сигареты. Он оглянулся по сторонам и увидел Лазареву. Эти несколько месяцев Николай Степанович привык видеть ее в белом халате, изредка в шерстяной кофточке, а теперь на ней было пушистое светлое пальто и такая же пушистая шапочка. В руках Лазарева держала букетик фиалок, обернутых целлофаном.
Николай Степанович обрадовался. Обрадовался тому, что уже не один будет бродить по городу, и тому, что встретил именно ее, и, самое главное, встреча произошла случайно. Не признаваясь себе в этом, капитан ждал и хотел такой встречи. Часто вспоминал первую прогулку в город, улыбающееся лицо Татьяны, ее мягкий внимательный взгляд.