— Мне, пожалуйста, вина, — сказала Елена Ивановна.
— И мне, Не представляю, как вы пьете эту отраву, — смеясь, проговорила жена Реутова, Лина Петровна, молчаливая женщина с серьезным внимательным взглядом. В обращении с окружающими она держалась приветливо и просто. Просто были причесаны на прямой пробор ее темные седеющие волосы. И в квартире ничего кричащего, ничего вычурного.
Но главным образом пленили сердце Елены Ивановны дети Реутовых. Мальчик лет шестнадцати и, вероятно, годом младше его девочка, с таким же бледным и строгим, как у матери, лицом.
Ребята сидели за столом, не вмешивались в разговоры старших, лишь изредка, после какой-либо шутки, обменивались улыбками.
Посидев со взрослыми, девочка тихо спросила:
— Можно из-за стола? — Так, видно, было принято в этом доме.
Мать ответила легким кивком. И когда ребята, осторожно отодвинув стулья, встали, сказала:
— Вы собирались в кино? Моя сумка в спальне, Ириша. На обратном пути зайдите в гастроном, купите, что нужно на утро.
— Хорошо, мама.
Капитан Каминский, взяв из рук Реутова бутылку, глубокомысленно изрек:
— Должен сказать, что это пойло, действительно, не для дам. Тебе, Томочка, чего налить? — Его костистое, горбоносое лицо с небольшими зеленоватыми глазами было нарочито серьезным, словно он задал жене очень важный вопрос.
— Мне, пожалуйста, «пойла»! — прощебетала Томочка, подняв на мужа лукавые глаза.
— Все слышали, что сказала моя жена? — с притворным изумлением воскликнул Каминский. Был он лет на десять старше своей супруги, ревниво следил за каждым ее движением и, по всей вероятности, влюблен был в нее не меньше, чем в первые годы женитьбы. Улыбалась Томочка — улыбался он, если Томочка на кого-либо смотрела, туда же обращал свои взоры и ее супруг.
Она так свыклась с тоном молодой избалованной женщины, что сохраняла его и теперь, будучи матерью взрослого сына.
— Вот когда наконец выяснилось, куда из тайника девается моя «Белая лошадь», а я все на деда грешил.
— Ну что ты?! Не пьет дед. Совсем не пьет! — обиженно воскликнула Томочка.
— Да, наш дед, — продолжал Каминский, — один из тех просоленных моряков, что на парусниках службу начинали. Кочегаром на твердом топливе — гребок, лопата, лом и раскаленная топка. Теперь на бульваре такие же, как он, пенсионеры собираются — друзья. Полпароходства у него приятелей. Старого закала моряк. За товарища готов в огонь и в воду.
— Что верно, то верно! За товарища дочь родную готов предать. Да что предать, предал! — перебивая мужа, весело объявила Томочка. — У меня с Димой, — она кивнула на мужа, — все было решено, с отцом как не познакомить…
— Надо же было с будущим тестем поговорить. Так хорошо посидели, — с удовольствием пояснил Каминский. — Потом пошел меня дед провожать.
— Ага! Не без умысла пошел, — вставила Томочка.
— Не без умысла, — согласился супруг. — Завернули в кабачок, пропустили по маленькой. Обнял меня дед за плечи. Зачем, говорит, тебе…
— Главное-то, главное пропустил!
— Не мешай, Томочка!
Не слушая супруга, смеясь договорила:
— Сначала дед сказал: хороший ты человек, Митя, жалко мне тебя. Свой, моряк. Как вам нравится?! Деду жаль будущего зятя, час назад с ним познакомился! А родную дочь ему не жаль! На что, говорит, тебе такая жена?! Ей бы только книжки читать. Спит до полудня. Лентяйка. Ни черта делать не умеет: ни обеда сварить, ни пирогов испечь! Беги, друг, пока не поздно! Беги, говорю тебе, куда глаза глядят.
— Так ведь не послушался. А прав был дед! Ох, как прав, — с нарочитым вздохом заключил капитан. — Не знал за дочерью еще одного греха: по четыре часа в парикмахерской просиживать.
— Тут уж ничего не поделаешь. Седина. Надо, — глубокомысленно пояснила Елене Ивановне Томочка.
— Пропадет дед на берегу без моря, — словно бы про себя заключил Каминский и обратился к Реутову: — Денег, говорит, пусть вообще не платят, только бы в рейс пойти. А ведь крепкий старик.
— Но старик, пенсионер, — неопределенно промычал Реутов, и лицо его словно отвердело.
— Практикантов, молодых матросов поучил бы уму-разуму, — нашел уместным вставить и свое слово Николай Степанович.
Реутов ответил тоном, каким, очевидно, привык говорить с подчиненными — несколько покровительственно:
— Я, конечно, понимаю альтруистические порывы, но, согласитесь сами, существуют вполне реальные препятствия. Медкомиссия, например. В море со старым человеком всякое может случиться.
— Всякое может случиться и с молодым, — улыбнувшись мужу, мягко заметила Лина Петровна. — И не обязательно ему идти в тропики и в продолжительный рейс.