Сортируя лекарства, Татьяна не без гордости взглянула на «диплом», который получила при пересечении экватора. И ее «крестили» в соленой купели, и ее «черти» измазали мазутом, и чару вина подносили. Все как положено.
Она еще за сутки знала от Виктора, какие ей уготованы «испытания», и под белый халат надела новенький голубой купальник. Зато Маринка, буфетчица, на которой было легкое платье, ни за что не хотела вылезать из купели, пока Татьяна не сбегала за простыней. Веселый обряд, ничего не скажешь!
Качнуло так, что Татьяна ухватилась за дверцу шкафа. Попадали, покатились по палубе склянки. Все побьется, если не запаковать. Неужели вот так все время и будет болтать? Мерзкое ощущение. Руки и ноги сделались ватными.
Проглотив две таблетки, Татьяна поспешила на палубу. Все говорят, что свежий воздух помогает. Да и сама она отлично знает, как бороться с приступами тошноты.
Ветер уже не посвистывал, а ревел, с силой ударяя в мостик, трубу и мачты. Линия горизонта то вырывалась куда-то вверх, то падала под самый нос «Иртыша», и тогда огромный вал обрушивался на судно, тащил его в пропасть, захлестывал водой. «Иртыш», который с берега казался гигантом, теперь походил на игрушечную лодчонку.
Один из матросов, кажется это был Любезнов, пробегая мимо, что-то крикнул своему товарищу о крене. Ну да, вот он, крен! И не догадалась, что из-за крена так косо к палубе бежал Любезнов.
Вдруг вспомнилось, что для крена судна существует критическая точка, после которой… Ужас! А все они… Неужели не боятся? Ведь и они знают, но почему-то спокойно занимаются своими делами — стягивают тросами брезенты на трюмах, крепят какие-то ящики, бочки, возятся с грузовыми кранами.
До чего же скверно! И никакие глубокие вдохи не помогают. Только еще хуже делается, особенно, если смотришь, как мчится внизу по палубе вода.
Невероятным усилием Татьяна подавила приступ тошноты. Не добраться к борту. Страшно отпустить тяжелую дверную скобу, тогда не удержаться на ногах. Перед глазами все плывет. Только бы в таком состоянии не увидел ее капитан. Достаточно она наслышалась в кают-компании разговоров, как кто-то где-то укачался. Рассказы эти вызывали лишь смех и ни тени сочувствия к несчастному. Они считают морскую болезнь не болезнью, а чем-то унизительным, свойственным физически слабым и вообще неполноценным людям.
Замечание Виктора насчет адмирала Нельсона, страдавшего морской болезнью, только еще больше развеселило слушателей.
Вцепившись дрожащими руками в поручни, Татьяна неуверенно спустилась по трапу, боясь свалиться здесь же, в коридоре. Почти в бессознательном состоянии добралась до своей каюты и упала на койку. Все кружилось: подволока, палуба, по переборке то в одну, то в другую сторону ползал халат, беспрестанно напоминая о «критической точке».
Все сильней, все яростней удары волн. Судно дрожит, звенит крышка кувшина, что-то дребезжит у изголовья, что-то перекатывается под койкой. Кажется, не выдержит заглушка иллюминатора — кто же это у нее иллюминатор задраил? — хлынет в каюту черная вода, раздавит, задушит.
Это последний, самый последний рейс! Только бы добраться до берега! Только бы благополучно добраться, — сухими, бескровными губами шептала Татьяна. Никогда, ни за что она не пойдет в море. Даже пассажиркой.
Если что случится с «Иртышом», о ней и не вспомнят. Невыносимо лежать в каюте одной.
Нет, это ей не кажется: корпус судна теперь сотрясается гораздо сильней, Нет сил удержаться за деревянную планку, ограждающую изголовье койки, когда резким креном беспомощное твое тело бросает о переборку.
И вдруг — треск. Оглушительный треск и тьма. Неужели «Иртыш» раскололся, океан раздавил судно?
— Спасите! Спасите! — Татьяна бросилась к двери, но она не открывалась. Заклинило!
Волны гнут, перекашивают даже металл.
— Откройте! — Не помня себя, Татьяна колотила кулаком в дверь. Но кто услышит за ревом океана? Все там, наверху. Там шлюпки. Они, те, кто на палубе, спасутся. А здесь… Татьяна зарыдала от острой к себе жалости, от невыносимого ужаса.
И вдруг — веселый голос Виктора:
— Сейчас включат аварийное, аккумуляторное. Через секунду будет свет и в жилых помещениях. Маринка, умоляю, прояви бдительность! Сбереги компот! Воспользуются благоприятной ситуацией и слопают!
Вспыхнул свет.
Поднимаясь, Татьяна ухватилась за дверную ручку — дверь широко распахнулась. Вовсе ее не заклинило, просто с перепугу толкала ее, а открывается дверь внутрь.
С трудом дотащилась до кресла. Тошнота, по-видимому, от пережитого волнения, прошла. Но все еще дрожали ноги, руки и тело какое-то вялое, бескостное.