Все ухарство Любезнова как рукой сняло. Думал «милая докторина» успокоит, а она сама разволновалась.
Через час ему стало совсем плохо. Несмотря на введенные антибиотики, температура поднялась до сорока. Больной впал в бессознательное состояние, что-то бормотал. А Татьяна, сидя рядом с ним, листала справочник по хирургии. Острый тромбофлебит? Но он не дал бы такой высокой температуры. Остеомиелит? Тоже слишком бурное развитие. А если нужна будет ампутация? Кто это сделает? Только в порту, в больнице. Капитану она уже сообщила о тяжелом состоянии матроса. Если б они находились в Красном море или где-либо в северных широтах, легче было бы связаться по радиотелефону, попросить консультацию. Но ведь оперировать все равно невозможно.
Татьяна наклонилась к больному. Поправила на лбу пузырь со льдом, пощупала пульс. Никогда она еще не наблюдала такого частого прерывистого пульса.
Побежать к капитану. Пусть что-то делает, может, в какой-нибудь порт зайдет.
— Галя… Пить… Пить, Галя.
Он уже не раз звал жену. То выкрикнет, то невнятно пробормочет ее имя.
Позвонила по телефону Маринке. Не оставишь его одного. Та прибежала через несколько минут. Увидев Любезного, бросилась к нему.
— Боже мой, Толечка! Что же это с тобой?
— Посиди с ним, пока я схожу к капитану.
— А что делать? Надо что-то делать. Как же я не догадалась?! Он сегодня ничего есть не хотел, — причитала Маринка.
Капитан был на мостике и, выслушав Татьяну, вызвал начальника рации. Надо попробовать связаться с радиоцентром. Через него дозвониться в больницу моряков.
— В любую больницу, — сказала Татьяна.
Виктор посмотрел на нее.
— Трудно в это время. Но постараюсь. — На переносице незнакомая ей суровая складка.
— Жизнь человека от этого зависит!
— Понимаю.
— Через какое-либо наше судно попробуйте, — посоветовал капитан.
— Все понял. — Виктор скрылся в проеме дверей.
— Свяжется! С самим господом богом свяжется, — сказал Пал Палыч. — Таких радистов, как он, на Черном море раз, два и обчелся!
— Широты тут неблагоприятные. Суда редко встречаются, — пробубнил капитан, направляясь в штурманскую рубку.
Татьяна пошла за ним.
— Лучше бы в какой-нибудь порт, — умоляюще сказала она.
— Ну сами посмотрите на карту. Южная оконечность Африки. Где тут порты? До ближайшего сутки ходу.
— Ужасно! — Татьяна схватилась за голову.
— Но ведь только сутки. Ничего за это время не случится? — спросил капитан. Только теперь, в освещенной рубке, по выражению лица Татьяны, по ее отчаянному возгласу он понял, что положение Любезнова действительно очень тяжелое.
— Целые сутки?! Слишком долго! — прошептала Татьяна. — Скажите Виктору Дмитриевичу, пусть узнает, может, на каком-нибудь судне есть хирург. Должен же где-то быть хирург?
— Хорошо, хорошо! Успокойтесь. Он сделает все, что нужно. Подождите, пока выйдет на связь.
— Я не могу надолго оставлять больного.
— Так напишите все, что нужно. Виктор Дмитриевич передаст радиограмму. Если будет радиотелефонная связь, вызовем. Идите ко мне в каюту и пишите.
На листке бумаги Татьяна изложила симптомы болезни, свои наблюдения. В радиорубке молча положила исписанный листок на стол. Напряженный сидел Виктор у передатчиков и только кивнул.
Теперь хоть есть какая-то надежда связаться с судном, с берегом. Что-то уже делается.
Однако, когда Татьяна вошла в лазарет, чувство некоторого облегчения мгновенно улетучилось. Над больным стоял Дзюба и рассматривал вздувшуюся ногу Любезнова. Без всякого вступления он сказал:
— Резать надо — загнется хлопец.
— То есть, как? — машинально спросила Татьяна, глядя на посиневшие губы матроса, на желтизну у висков. — Ампутировать?
— Вот тут разрежь, — указывая чуть повыше раны, твердо проговорил Дзюба, словно он этим всю жизнь только и занимался.
— А если сепсис? — Она сказала первое, что пришло в голову. Не объяснять же Дзюбе насчет тромбофлебита, остеомиелита и всяких иных подозрений.
— Он уже есть, тот сепсис. Не стойте, не тратьте время, Татьяна Константиновна, доходит хлопец.
— Может, по радио свяжутся. А то вдруг навредишь.
— Некуда уже вредить.
Маринка схватила ее дрожащими руками за плечи:
— Спасите же Толика! Умрет он!
— Перестань! — хмуро сказала Татьяна. Дзюба прав. Медлить нельзя. Ну, а если она решится на оперативное вмешательство и потом — летальный исход?
— Выйди на минутку, дочка, — вдруг обратился к Маринке Дзюба и подтолкнул ее к двери.