Когда он вернулся к койке, круглое, добродушное лицо его было неузнаваемым. Тяжело раздувались толстые ноздри широкого приплюснутого носа, небольшие глазки свирепо уставились на Татьяну.
Она непроизвольно сделала шаг назад.
— Тебе тут що, круиз?! Обжиматься с хлопцами пришла? — Он больно стиснул ей плечо. — Бери ножа! И не финти! Я тебе не Витька!
— Вы с ума сошли! Как вы смеете?! — крикнула Татьяна.
— Бери ножа! Учили тебя, так дело делай. Не было бы тебя, так сами б впорались. Дочка! — крикнул в коридор Дзюба. — Иди, дивчинка, допоможи!
Татьяна мыла руки.
— Спирт, Татьяна Константиновна, давайте, — сказал Дзюба.
— Надо йод. Вон, Маринка, на полке. Инструменты, — каким-то не своим, Гортанным голосом сказала Татьяна.
— Ну и добре. И инструменты, все готово, — продолжал Дзюба. — У нас в лесу, это когда партизанили, товарищ Степан ножовкой, что по металлу, ногу Ваньке Лихачеву геть отшматовал. И спас хлопца! По сей час малярит. И не скажешь, что дядька на протезе. Простыней чистых принести?
— В ящике есть стерильные. — Татьяна почувствовала себя спокойнее оттого, что Дзюба был здесь. Его окрик и напугал, и отрезвил ее. С облегчением подчинялась она воле сильного, опытного и решительного человека.
— Вот тут бы надрез сделать. Крови поменьше будет, — тоном профессора произнес Дзюба.
Татьяна удивленно взглянула на него.
— Ну що?! Я у товарища Степана операционной сестрой, чи то братом состоял. Не боюсь кровищи, вот и взяли. Ну, с богом!
Все еще стояла со скальпелем Татьяна. Только бы не дрогнула рука, не повредить нерв. Задержав дыхание, сделала ровный, глубокий надрез.
Любезнов едва шевельнулся — не чувствовал боли, не слышал того, что говорят.
Дзюба подхватил тампоны, умело подал Татьяне, негромко посоветовал:
— Давай еще надрез. Повыше.
Татьяна стала чистить раны. Уверенность Дзюбы будто передалась ей. Как бы она без него обошлась? Дзюба завладел ее волей, ее сознанием, словно загипнотизировал.
— Маринка, носа вытри да разыщи санитарный паспорт Любезнова. — И, обращаясь к Татьяне, Дзюба добавил: — Хай глянет, какая у него группа крови.
— Конечно, конечно, — поспешно согласилась Татьяна, досадуя на себя, что не догадалась сама об этом распорядиться. Она наклонилась, разведя руки в стороны, послушала сердце.
Все те же частые прерывистые удары. Может, придется переливать Любезнову кровь. Вспомнилось, как поучала она кока насчет санитарии, с каким апломбом внушала ему элементарные вещи. И ни разу он не прервал ее, спокойно выслушивал разъяснения о вреде микробов и пользе чистых тарелок.
— Сделаем еще последний небольшой надрез, — сказала она. Раны очистились, несильно кровоточили, но закрывать их нельзя, надо сделать дренаж.
— Прокладочку, — пояснил Маринке Дзюба.
— Какие еще прокладки? — едва слышно пробормотал Любезнов.
— Очухался! — обрадовался Дзюба.
— Толечка! Тебе лучше? — Маринка склонилась над матросом.
Он не ответил.
— Опять в беспамятстве, — прошептала девушка.
— Сейчас закончим. — Татьяна старалась говорить спокойно.
Неожиданно в лазарет вошел капитан.
— Нельзя! Нельзя сюда! — крикнула она.
Николай Степанович отступил, прикрыл за собой дверь. Он спустился взглянуть на матроса, а главное, сказать, что Виктор Дмитриевич связался с «Россией». Если «Иртыш» изменит курс, то завтра в море они встретятся. На «России» хирург.
Все это капитан объяснил через полуоткрытую дверь. Татьяна ответила, что хотела бы поговорить по радиотелефону с «Россией».
— Это Виктор Дмитриевич непременно организует, — сказал капитан.
Глава 16
В вестибюле толпились «морячки». Оживленные, нарядные, они собирались здесь получать переведенные мужьями деньги, узнавать последние новости.
Зарплату выдавали каждой группе судов в определенный день, поэтому у окошечка кассы встречались почти все жены моряков с «Иртыша».
Елене Ивановне обычно переводили деньги на сберкассу. Но, уходя в рейс, Николай Степанович, по-видимому, забыл взять с собой номер сберкнижки. Узнав, что перевода нет, Елена Ивановна не очень огорчилась. Раз в месяц не так уж трудно сходить в бухгалтерию, тем более, что там женщины скажут не только, в какой советский порт придет судно, но и куда будет следующий рейс. Сведения эти большей частью бывали верны.
В этот раз Елена Ивановна выслушала информацию о том, что корпус «Иртыша» сильно оброс. В южных морях суда всегда обрастают «бородой», поэтому по приходе в Союз судно поставят в док. Узнала она также и о заражении крови у Любезнова. После операции жизнь матроса уже вне опасности. Зашел разговор и о «врачихе Танечке».