— Случая не представлялось.
— Ты предупреждаешь меня как медик или как женщина?
— Как друг. Иной раз приезжаешь на вызов и убеждаешься, что спасать от нервного потрясения надо не ее, а его, — прижав ладони к щекам, она едва слышно сказала: — Что делать? Что делать?!
— Не думай об этом. — Николай Степанович обнял ее за плечи. Все это причиняет ей боль. Сначала обрадовалась его приходу. Сказала, что начала хлопотать о квартире, и потускнела, узнав о его неприятностях. Переживает их не меньше, чем он.
Николай Степанович старался ее успокоить, развеселить. Но грусть оставалась в ее глазах, в улыбке. Танюша была особенно нежна. Печально нежна, словно винила себя за те неурядицы, которые ему доставляет другая. Милая девушка, разве она виновата? Все стало иным после встречи с ней, даже море. И только дом, его опостылевший дом, как облако, предвещающее шквал. Пусть бы поскорей налетел этот шквал и ушел, забылся.
Николай Степанович шел домой, исполненный решимости выдержать любой натиск. Леля, быть может, вообще не пошла на работу, ждет его, чтобы «поговорить». Первый раз он, будучи на берегу, не ночевал дома. Нина уехала в Мурманск повидаться с мужем — туда на несколько дней пришел его пароход, и в ее квартире осталась Татьяна.
Утром Николай Степанович отправился прямо на «Иртыш», отдохнул, пообедал. Однако как ни был он убежден, что отношения с женой ничем не отличаются от отношений совершенно чужих людей, особенно после ее слов о разводе, тем не менее, не признаваясь себе в этом, он не решился прямо от Татьяны идти домой.
Теперь он возвращался с «Иртыша», зная, что никто его не спрашивал и не интересовался, на судне ли ночевал капитан.
Дома жены не было, и завтрака на кухонном столике тоже. Растворена дверца стенного шкафа в столовой и там, где стояли книги, было теперь сложено его белье и развешаны костюмы.
И еще новость: замок на двери в спальню. К чему эта демонстрация? И эта поспешность с замком! Хотела оскорбить? Смешно и глупо, с досадой думал Николай Степанович, чувствуя себя как-то неуверенно. Странно, обычный английский замок и заполненный его вещами шкаф совсем изменили квартиру. Как будто он попал в чужой дом или, скорее, в комнату для приезжих, где и разложил свои вещи. Во всем ощущение чего-то временного, будто не сегодня-завтра надо снова упаковать чемоданы и ехать дальше. А куда ехать?
Он уже не раз представлял себе уход из дому. Представлялось это, как некое избавление, результат борьбы за свою свободу. Наградой была иная жизнь. Все то желанное, светлое связывалось с Танюшей и виделось где-то в будущем, словно марево на полуденной глади океана. А вот этого четкого — забирай чемоданы и отправляйся! — такого он не ожидал. И при чем тут чемоданы, да и пока что некуда идти. И вообще уходить сразу невозможно. Узнают на судне, узнают в пароходстве…
Одно дело семейный разлад — у кого не бывает! — сочувствие знакомых, и совсем другое — уход к женщине. Тут будь ты хоть стократ прав, осудят! Все равно осудят. Жил, жил и вдруг — сбежал. Разве они знают, как все случилось. Смогут ли оценить и понять, что счастье приходит к человеку раз в жизни.
Не уйдет он сейчас никуда! Пусть Елена не воображает, что его удастся спровоцировать, что он полезет на рожон. Самому себе незачем устраивать неприятности. Пусть все постепенно привыкнут, что жизнь у них с Еленой не клеится! Не любя ее, из благородства он остается рядом с ней.
Елена, конечно, не верит, что между ними все кончено. Иначе не стала бы затевать возню с замками. Хочет припугнуть. Все еще воображает, будто он навсегда останется прежним Наивным мальчишкой!
В этих своих рассуждениях Николай Степанович был не совсем искренен. Не так люди, как он сам должен был «привыкнуть» к тому, что жизнь «не клеится».
Он достал рубашку, новые модные запонки и положил на стол. Ага, вот и записка! Ну как же, разве можно без записки?! Значит, их отношения вступают в новую, но далеко не оригинальную фазу. Она будет сочинять послания ему, он ей. Такое уже было с их общими знакомыми. Полгода подсовывали друг другу под дверь меморандумы и, устав их сочинять, помирились. Елена решила использовать этот замечательный опыт.
Лист тонкой глянцевой бумаги был сложен вчетверо и край его придавлен пепельницей. Николай Степанович, посмеиваясь, закурил. Упреки? Угрозы? Или: приходи, милый, к началу спектакля, взяла билеты в театр. От женщины, даже от жены, никогда не знаешь, чего ожидать. Но то, что переписка будет вестись с ним, а не с парткомом, уже отрадно.
Развернув листок и пробежав его глазами, Николай Степанович не сразу постиг то, что было написано. Меньше всего он ожидал заявления в народный суд: «Е. И. Ярошенко не возражает против расторжения брака…» Больше того, Е. И. Ярошенко считает, что решение расторгнуть брак проверено временем и просит оформить развод юридически, так как фактически супруги давно уже разошлись. Следовала подпись, дата и, что удивительней всего, печать и подпись юриста.