Оказалось, что Елена Ивановна помнит весь ритуал свадебного обряда, который наблюдала ребенком. Сейчас десятки восторженных детских глаз через тын тоже следили за всеми хлопотами, как некогда смотрела она, воображая себя в подвенечном платье и нарядной фате.
Убедившись в том, что Елена Ивановна здесь вполне освоилась, Владимир Федорович пересел на другой конец стола к молодым. Когда он поднялся, положив руку на плечо Вани, шум за столом затих, все обернулись, ожидая, что скажет учитель.
— Будьте счастливы. Любите друг друга, честно трудитесь, чтобы всегда я мог называть тебя, Ваня, как прежде в школе, «сынок».
Елене Ивановне вспомнилось, что и ее Вася с гордостью говорил: «А меня учитель сегодня назвал «сынок!» В отпуск непременно поедет к Васе, и, кто знает, не придется ли ей хлопотать и радоваться этим хлопотам на его свадьбе.
За столом затянули песни. Песни, которые она давно не слышала. Столько лет прошло, думала Елена Ивановна, а не забылись они, как не забылось село, запах травы, запах родной земли. И еще были пляски во дворе, в саду, даже на улице.
— Не раскаиваетесь, что я уговорил вас сюда приехать? — спросил Владимир Федорович, когда, устав плясать, Елена Ивановна села на скамью, покрытую пестрым домотканым ковром.
— Вы еще спрашиваете?!
— Вот и отлично. Я бы не был так навязчив, если б знал, что у вас все хорошо, все в порядке.
Она не ответила. Да он и не ждал никакого ответа. Догадывается? И общие знакомые у них, вероятно, есть. От людей ничего не скроешь. Только бы с его стороны все это не шло дальше обычного человеческого участия.
Больше Владимир Федорович не касался щекотливой темы ни на свадьбе, ни потом, в поезде. Вспоминал о шалостях Васи и его друзей, о школьных годах, именно о том, что было ей особенно дорого.
Проводив Елену Ивановну к самым дверям ее дома, он попрощался, не спросив даже, увидятся ли они еще. Прежде чем войти в подъезд, она обернулась. Владимир Федорович дожидался, пока за ней захлопнется дверь, и сутулая фигура его в старомодном костюме четко вырисовывалась на фоне синего неба.
Неожиданно для себя Елена Ивановна вернулась и негромко спросила:
— Вы что-нибудь знаете о теперешней моей жизни?
— Кое-что. По собственному опыту догадываюсь — бывают минуты, когда человек не должен оставаться один. — Он сказал это сдержанно, не глядя на нее, словно стесняясь. — И если я к вам позвоню, приглашу в парк, в театр, не отказывайтесь. Примите это так, будто ваш старый друг попросил уделить ему незанятый вечер.
— Спасибо, Владимир Федорович.
Она поднялась к себе наверх. Неубранные после отъезда мужа вещи. Торопливо сунула в стенной шкаф все, даже сигареты. И фотография в спальне, на туалетном столике. Давняя. Они тогда не были женаты. Здесь ей больше не место.
Не вспоминать. Только не вспоминать. Лгал, притворялся. Не достало мужества прямо сказать: люблю другую! Неужели боялся, что после этого она с рыданиями бросится ему на шею. Не было бы ни фальшивых радиограмм, унижавших и его и ее, ни пошлости анонимок.
Накануне ухода в рейс сказал: вероятно, домой больше не зайду.
Она не ответила.
Николай все еще стоял в прихожей, чего-то ждал. Уж не взрыва ли отчаяния и слез? Наконец вышел и снова вернулся, будто что-то забыл. Она не стала смотреть, что именно он забыл, ушла к себе. И снова он повторил: только уже не «я ухожу», а «мы уходим в море».
Бесконечно долгим было молчание. И снова: «Прощай!» Если б он в это последнее мгновение хоть добавил: Леля… Прощай, Леля… Она пожелала бы ему благополучного рейса. Как любому моряку, уходящему в плавание. Но он не назвал ее имени, и она стояла у окна отвернувшись, пока щемящей болью не отозвался в сердце удар входной двери. Когда же на другой день он садился с чемоданом в такси, не было уже, не могло быть ни боли, ни сожаления, а только стыд.
Глава 22
— Я счастлива, счастлива, — твердила себе Татьяна. — Теперь он мой, мой!
Остановилась она в номере плохонькой гостиницы на краю города. Ей, правда, посоветовали пойти в ту, что рядом с портом. Но туда приезжают жены моряков, следовательно, доступ для нее закрыт. Она расставила на столе и на подоконнике цветы. Веселым щебетанием встречала капитана, участливо расспрашивала о самочувствии, требовала, чтобы он прежде всего отдохнул. Работа у него напряженная, нервная. Сокрушалась, что Николай давно не был в отпуске. И ни разу и словом не обмолвилась о его домашних делах.