— Встречным курсом — «американец»! — выкрикнул радист, появляясь на мостике.
— Право руля! — скомандовал капитан.
Ему казалось, что он различает контуры встречного судна с правого борта. Но так только казалось. Он не смел поддаваться тому, что казалось. Не смел брать левее.
И неожиданно, чуть ли не впритир к левому борту, — желтый глаз, острый мощный нос лайнера и сиплый гудок над головой.
Опасность на какое-то время отступила. Николай Степанович оперся о перила мостика и перевел дыхание.
— Так и не ответил, — сказал ходивший в радиорубку старший штурман. — Виктору Дмитриевичу удалось засечь его передатчик. А нам не ответил.
Капитан продолжал вглядываться в темноту. «Американец» его уже не интересовал.
— Да тут кофе! — воскликнул Пал Палыч. — Кому пришла в голову блестящая мысль принести кофейник?!
— Докторине, — снова подал голос Любезнов. — Появилась, как ундина из волн морских.
— Да ну! А я и не заметил, когда она приходила. Николай Степанович, хотите чашечку?
— Не откажусь. — Капитан сделал несколько глотков.
Рулевые сменялись каждый час. И штурмана менялись. Только Николай Степанович уже полсуток стоял на мостике. Вовремя он подкрепился. Но вовремя для них, на мостике, а Лазаревой надлежит ночью спать. Понимает, как нелегко сейчас в тумане. Молодец! И вовсе она не такая, как показалась с первого взгляда. Ведет себя скромно, даже в разговоры не вмешивается. Только рассмеется шутке. А шуток хватает, едва она появится в кают-компании. Все наперебой стараются перед ней блеснуть остроумием. Особенно Виктор. Тот прямо из кожи лезет, чтобы привлечь ее внимание.
И работящая. Никому спуску не дает. Кают-компанию в порядок привела, столовую команды и камбуз.
Дзюба, конечно, первостатейный кок, но насчет санитарии не все и не везде у него в порядке. Лазаревой удалось и его приструнить, и боцмана. Все без шума, без жалоб начальству. Сама управилась.
Напрасно он при первом знакомстве столь демонстративно объявил: по всем вопросам — к старшему помощнику. Она и Пал Палыча не беспокоит по пустякам. Подумалось тогда невесть что. С ним, капитаном, она вежлива и только.
— Там, в кофейнике, что-нибудь осталось? — спросил Николай Степанович и взглянул на часы. Через двадцать минут восход. Может быть, прорвет солнце плотную пелену тумана.
Гудки. На этот раз они явственно слышны. Если идут суда от пролива, значит, там нет тумана. Хорошо бы. А то стой на якоре и расходуй попусту время.
За спиной капитана негромко переговаривались.
Туман, кажется, редеет. Слева небо чуть-чуть порозовело. Добрый знак. Леля пожелала: пусть тебе сопутствует ясная, тихая погода! Не успели уйти — и уже от нее радиограмма. Знает, что в первые дни рейса особенно часто вспоминается берег. Берег… Хорошо прошла эта неделя. Даже несмотря на Васькины проделки. Видно, кое-что понял, получив оплеуху. Когда возвращались с Лелей домой, мальчишка спал или делал вид, что спит. Правда, не захотел просить прощения. Ну что ж, ему, Николаю Степановичу, вовсе это не нужно. Главное, Леля права, парню после случившегося стыдно смотреть отцу в глаза, вот и избегал встречаться за столом. К его, Николая Степановича, приходу из рейса все сгладится. Мало ли выбрыков бывает у ребят такого возраста. Не с ним — с Лелей век вековать, а она верная, добрая жена, хорошая хозяйка. Что еще моряку нужно?
С Лелей ему определенно повезло. Как говорится, удачно женился. Время было тяжелое, послевоенное. Заработка едва-едва хватало, чтобы уплатить за угол и как-то справить себе дешевенький костюм, купить пару ботинок. Именно в ту пору они и познакомились с Лелей. Он был рад, что получил бесплатную путевку в дом отдыха — бюджет его трещал по всем швам из-за покупки хорошего приемника.
Николай и не думал, что так далеко зайдет их курортное знакомство. Писал ей в Ленинград письма. Приглашал, в гости. Но не предполагал, что это произойдет так скоро.
Она вошла с вещами, с Васькой в крохотную проходную комнату.
Ледяной вопрос хозяйки: «Вы надолго?»
И тихий твердый Лелин ответ: «Насовсем!»
Потом в предрассветном, совсем уже домашнем сумраке ее тихий голос: «Как же я смогла бы жить без тебя?! Если вместе, разве может быть трудно, если вместе, все нипочем».
Да, годы были тяжелые, но, странное дело, жить семьей стало гораздо легче. Леля находила какие-то случайные заработки. Не сразу устроилась работать по специальности, пошла нянечкой. Потом воспитательницей. Сейчас смогла бы пойти преподавать в старшие классы историю, легче ведь, чем с малышами, но, видно, привыкла к своим «дошколятам» — не хочет уходить.