Сидя за рулем «Москвича» рядом с Абрамовым, я задавал себе иногда вопрос: «С чего это Федора Александровича потянуло на публицистику?» По отношению к Чистякову, в прошлом журналисту, такой вопрос не возникал, но Абрамов? Федор Александрович активно работал в художественной прозе и находился в том возрасте, когда писатель, по моему мнению, уже не может позволить себе разбрасываться месяцами побочной работы. А что очерки «Пашня живая и мертвая» и «От этих весей Русь пошла…» только по обилию перелопаченного в нем материала отняли немало писательских сил и времени, ни у кого, мне кажется, сомнений не вызывает. Ответ на свой вопрос нашел позднее.
В моей записной книжке сохранились дневниковые записи той поездки. Вот, для примера, первый наш новгородский день:
1. Встречались в обкоме КПСС с заведующим сектором печати, радио и телевидения. Затем беседовали с секретарем обкома В. А. Цалпаном.
2. Посетили музей северного деревянного зодчества «Витославлицы».
3. Знакомились с новыми жилыми районами Новгорода. Увидев блочные дома, Абрамов проговорил: «То само, в Ленинграде итальянская делегация гостила. Показали им новостройки, то само, говорят: теперь, мол, только начинаем понимать, какая богатая ваша страна. Позволяете себе строить дома, рассчитанные меньше чем на сто лет».
4. Осмотрели Новгородский кремль. Мы с Чистяковым не смогли поименно перечислить все фигуры на памятнике Тысячелетию России Микешина, чем Абрамова рассердили.
5. Побывали в колхозе «Искра», беседовали с председателем колхоза Героем Социалистического Труда Н. М. Андриановым, с колхозниками и специалистами хозяйства. Дорога к центральной усадьбе «Искры» недавно заасфальтирована, возле здания правления колхоза чистота, цветы, аккуратная доска Почета. Рядом скульптура доярки в сапогах, выливающей молоко из подойника в бидон. Фигура скульптурной доярки плотна, костиста, но полна женственности и по-своему грациозна. Абрамов осмотрелся, проговорил: «Здесь Советскую власть уважают». И, кивнув на скульптуру, одобрительно добавил (по адресу скульптора, наверное): «А то понаставят вместо доярок, то само, балерин…»
Когда распрощались мы с председателем колхоза и расселись в «Москвиче», Абрамов раскрыл записную книжку (которая почти всегда была у него в руках), проговорил, записывая: «Как это, то само, Андрианов сказал: «После работы волоку себя домой за шиворот»? А?! Ну, кто из вас, писатели, сможет образнее сказать про усталость?»
6. Побывали в совхозе «Ташкентский». Осмотрели поля, стройку центральной усадьбы хозяйства, которую ведут ташкентцы, точнее узбеки, приехавшие работать из своей республики на новгородскую землю. Разговаривали с ташкентцами. Затем долго беседовали с председателем исполкома Лесновского сельского Совета Виктором Константиновичем Зеновым и секретарем сельсовета Ниной Павловной Махиной. Более всего Абрамова поразило «стройное место», выбранное для центральной усадьбы совхоза. Осушенное болото, вокруг до самого горизонта ни деревца, ни кустика. Летом пыль, земля под ногами, как камень. Весной и осенью непролазная грязь. Более неприглядного места в районе искать — не найдешь. Недаром место это в недавнем прошлом носило название Грязная Харчевня. Теперь название: Лесная.
7. По предложению Абрамова навестили семью новгородского писателя Леонида Воробьева. Вместе со вдовой писателя Велей Дмитриевной съездили на кладбище, возложили цветы на могилу этого талантливого и рано ушедшего из жизни писателя.
8. Вечером из дома новгородского писателя и друга моего Александра Васильевича Ежова отправились (по предложению и приглашению Абрамова) в ресторан «Садко». Ехать в это заведение за рулем я воспротивился, сказав, что шофер тоже человек. Порешили ехать на «Запорожце» Ежова. Александр Васильевич инвалид войны (на Невском «пятачке» ему оторвало ногу выше колена), и на соблазны застолья он уже не поддается. В ресторан, однако, нас не пустили. Возле столиков нас перехватил белокурый молодец в расписной рубахе, подпоясанной кушаком, в сапогах, весь «а ля рюс», пояснил: «Не обслуживаем! Иностранная делегация». Ежов, балансируя возле молодца на костылях, принялся уговаривать его, шептать, что перед ним писатели, что сам Абрамов здесь… «Иностранная делегация, — поигрывая плечами, отвечал молодец. — Не обслуживаем». Настроение Федора Александровича мгновенно упало. «Поехали домой», — буркнул он и, круто повернувшись, захромал к выходу. В кабине он повернулся к Ежову и мрачно проговорил: «То само, Саша, почему вы все такие?.. Ведь у тебя в руках, то само, был костыль…»