Мешалку сделали в срок и привезли в Лугу. Для испытания мешалку загрузили в 8 часов вечера. Проработали около часа. К ужасу присутствующих товарищей, смешивания массы не получилось — мешалка оказалась негодной.
Работников завода охватило недоумение: как же так? И уже было приступили к составлению акта о непригодности конструкции мешалки. Я, ее конструктор, вмешался в это дело. Меня задело за живое. Чувствуя на себе ответственность, решил дело довести до конца.
Огорченные (и, наверно, мало верившие в мои надежды) тов. Корман и Каспржик ушли с завода. Я остался. Твердо решил: не уйду, пока не налажу машину.
По винтику разобрал всю мешалку, допытываясь причину неудачной работы. Ранним утром обнаружил причину, устранил неправильность монтажа.
С помощью рабочих загрузил мешалку. Пустил в ход. Было 8 часов утра. Бросаюсь к телефону:
— Диомид Андреевич, на завод скорее идите!
— Что такое?
— Там узнаете. Мешалка заработала, — радостно кричу я в трубку.
Я не спал всю ночь. Не ушел с завода и днем. Готов был не спать и следующую ночь, чтобы видеть, как работает первая советская мешалка на первом советском тигельном заводе. Это мои личные переживания, но их испытывали тогда все, для нас была близка участь зарождавшегося завода.
Этой мешалкой была сделана масса для первой партии 50-марковых тиглей, отличившихся своей невиданной стойкостью (до 103 плавок) и заставивших Моргана пересмотреть и повысить качество своей продукции.
Хорошие были люди на заводе. Упорные, настойчивые, по-большевистски взявшиеся за работу.
Вот, к примеру, нынешний технический директор завода Каспржик И. С. Старый мастер на его месте сидел бы в мягком кресле и выслушивал доклады подчиненных, обдумывал свои личные интересы. Пришлось мне видеть таких директоров в старое время. А этот директор, по уши замаранный графитом и тигельной массой, собственноручно работал на мешалках, на прессе, на станках. Срочно обучал, готовил первые кадры рабочих. Не знал кабинета. Бессменно у станков. Всегда в напряженной, наряду с рабочими, работе.
Вот другой наш товарищ — Тимшина А. И. — старая, но нестареющая по производительности труда работница.
Харитонюк — ласковая, заботливая для всех рабочих, лучшая ударница производства.
Звонарев — машинист, преданный своим двигателям.
Дядечко А. Л. — примерный хозяйственник, и другие незаметные герои — творцы советского тигля.
На завод я поступил в 1928 году. Работал на замеске массы и графитовой мельнице. В одном помещении с графитовой мельницей были размещены пальцы и бегуны для размола кварца и дробилка. Пылища во время работы была невероятная. Друг друга не видели. Ходить приходилось ощупью.
С графитовой мельницы перешел на сбивку. Работа хотя и не в пыли, но физически тяжелая, болели руки.
Через три месяца выдвинули на формовку.
С установкой нового формовочного станка для выработки больших фасонных тиглей меня перевели на этот станок.
Я бессменно проработал на самых ответственных тиглях вплоть до октября 1931 года. В этом месяце меня выдвинули на должность сменного мастера.
Сам я по происхождению чех, в Россию попал в 1916 году как военнопленный. На родине меня так же эксплуатировали, как и в России при царском режиме. Били, как скотину.
Когда я попал на завод «Красный тигель», я нашел здесь друзей, достиг того, о чем раньше не мог и мечтать.
РЯДОВОЙ ФАКТ
С каждым годом писать для газеты все труднее. «Изюминку», как газетчики говорят, в человеке найти труднее. Иной факт несколько лет назад «изюминкой» являлся, сейчас рядовым становится. А без «изюминки» любой газетный материал — что кушанье без соли. Как ни старайся приготовить, читатель в лучшем случае лишь не морщится.
Пришел я недавно на «свой» завод с заданием редакции сфотографировать молодого слесаря-ремонтника и сделать о нем зарисовку. Порекомендовали на заводе Сергея Глазкова — слесаря по ремонту электрооборудования. «Уж больно мастер хороший, — говорят, — но тихий, неприметный». — «Что тихий, — думаю, — это для меня даже хорошо. С тихим мне работать сподручнее».
Встретился с Глазковым, под ложечкой засосало. Нефотогеничное лицо! Лоб у Сергея огромный, «сократовский», густая шевелюра на затылок сдвинута, впереди хохолок легкомысленный. Глазницы глубокие, щеки втянутые, бровей нет. Если на улице фотографировать, можно еще что-нибудь сделать, но снимать необходимо в помещении. Прикинул я, что на снимке получится: глазницы в тени, под скулами тоже тени, лоб — плафон электрический. Наперед знаю, ответственный секретарь о снимке этом примерно так скажет: «Твою работу только на столбах электропередач вешать со скрещенными костями. Коровы — и те шарахаться будут».