С вершины холма можно увидеть рядом с колокольней нескладное белокаменное строение — здание бывшей монастырской трапезной, которое после отстройки монастыря в 1730 году так и не восстанавливалось. На земле псковской сохранилось немало древних каменных построек, но здание Мальской трапезной — единственное в своем роде. Было оно одновременно не только трапезной монахов, но и жилым помещением, и церковью, и небольшой крепостью. Сейчас здание трапезной находится под охраной государства и законсервировано.
Мальской монастырь был упразднен в царствование Екатерины II. С тех пор и до дней сегодняшних называют его Мальской погост.
Если посмотреть с холма, где мы стоим, направо, в сторону Изборска, или Словенска, как назывался в древности Изборск (название Словенск он получил якобы от основателя поселения Словена, сына первого новгородского посадника Гостомысла), то увидим крутой живописный холм, вершина которого украшена белой церковью. Это Труворово городище (Трувор, по летописям, — младший брат Рюрика). Неподалеку от городища есть каменная плита, под которой, по преданию, захоронен варяг, первое упоминание о котором в летописи относится к 862 году. За городищем, ближе к Изборской крепости, — знаменитые Славянские ключи, полюбоваться которыми и опробовать воду их стремится любой турист, путешествующий по земле псковской. Самым же впечатляющим зрелищем является, конечно же, Изборская крепость, древний страж земли русской, могучие стены и башни которой писал на своих картинах Рерих.
Но, кажется, пора возвратиться в деревню и продолжить разговор о Василии Яковлевиче Тютяжове. Забыл сказать, что Василий Яковлевич человек уже немолодой, ему семьдесят пять лет. Но стариком его назвать — язык не поворачивается. Каждое утро, когда и солнце еще не взошло, слышу я сквозь сон скрип велосипеда за стеной. Это Василий Яковлевич помчался уже куда-то по своим делам. О трудолюбии его говорить много нет надобности, достаточно напомнить о скотине и пчелах, которых содержит он в своем хозяйстве. В народе не зря говорят: животину водить — не разиня рот ходить. Пчелиные же домики в саду, когда химия прочно обосновалась не только на колхозных полях, что деревню окружают, но и на приусадебных участках односельчан, — показатель особого хозяйского трудолюбия.
Под стать Василию Яковлевичу и супруга его Екатерина Алексеевна, тетя Катя. У тети Кати забот, учитывая хлопоты с внуками, которыми полнится летом дом ее, ничуть не меньше, чем у мужа. Много трудных лет за плечами у этой дружной супружеской пары. Достаточно сказать, что в годы войны осталась тетя Катя под немцами с тремя малолетними детьми, скиталась с ними по чужим людям. Как выжили, что пережили — ей одной и знать.
Однажды, к удивлению своему, узнал я, что руки Василия Яковлевича не только плуг, топор и вилы держать умеют…
Пришел я в слякотный осенний вечер к Тютяжовым за молоком. Хозяин только что из бани вернулся, сидел за столом распаренный, в старой отутюженной рубахе, держал на коленях странный какой-то инструмент. На столе перед ним картошка в чугуне дымилась, огурцы малосольные в чашке поблескивали, мед в плошке янтарился, на плите в сковороде скворчало что-то. Рядом с хозяином кот дымчатый на табуретке сидел, смотрел телевизор.
— Корова подоена, но Катерина в бане, — пояснил Василий Яковлевич, — пообожди чуток. Чаю хочешь?
Присел я к столу, пригляделся к инструменту, который настраивал хозяин у себя на коленях, и глазам не поверил. Гусли!