И все же на всякий случай в том месте, где охотник ходил по их следам, она несколько раз прошлась по его свежей тропе, чтобы знал он: намерена Тигрица платить ему тем же, что тоже интересуется его делами, а будет необходимость — и более строгие меры примет. Матери для защиты детей многое дозволено.
Но не сделал этот человек выводов из тигриных предупреждений: опять ходил по следам Матильды, определенно интересуясь ею. Она, возмутившись, тут же предприняла ответные меры: «взяла» его свежий след и прошла по нему до самой избушки. И еще раз подпускала к себе на расстояние уверенного атакующего броска. Чтобы утром тот, оглядевшись, уразумел: была, могла задавить, но не тронула. Значит, приходила предупредить, что зла не желает, но за себя, в случае чего, постоять может.
…Матильда осторожно вела уже полувзрослых тигрят по ночному зимнему лесу, обучая их премудрости жизни. Предельно внимательная и чуткая, налитая тугой гудящей силой, она была готова в любой крохотный взрывной миг пустить в ход всю свою мощь и совершенные орудия нападения. А немного позади за этой грациозно-легкой громадной силой послушно и безбоязненно, один за другим, мягко и вроде бы шаловливо, как и подобает в полудетском возрасте, шагали прилежные ученики. Они на всю жизнь с «полуслова» и полувзгляда усваивали материнские уроки, ее повадки, манеры, умение ходить и высматривать. Учились предусмотрительности и благоразумному бесстрашию. Всему, без чего тигру в тайге не прожить.
Она остановилась в пронзительно звонкой тишине, и тигрята застыли. Слушали тайгу, но доносились лишь тихий шелест редких дубовых листьев, шепот хвои где-то около холодно мерцающих звезд да глухие переливы воды под ледяной броней ключа.
Ничего интересного не уловив, пошли, пружиня шаг, по звериной тропе дальше. И так бесшумно, как только кошки могут. Мать прилегла, и дети тут же, учительница спустилась к заледенелому и заснеженному ключу, и ученики неотступно за нею. Цепочкой, след в след. Когда Тигрице требовалось по какому-нибудь серьезному и ответственному делу идти одной, она бросала на тигрят мимолетный взгляд, тихим, утробно коротким не то «мяу», не то «уур» заставляла их залечь в терпеливом ожидании, и они не смели ослушаться, каким бы долгим ни было отсутствие матери.
Она учила своих детенышей не просто ходить по тайге, высматривая добычу, но и приобщала их к сложной науке «брать» ее. Такие уроки уже бывали: вернется за тигрятами и поведет к обнаруженному живому зверю. Покажет его. Потом усадит наблюдать, сама же начнет его скрадывать, стараясь оставаться на виду учеников. Самым главным в этих уроках было четко и ясно продемонстрировать заключительный акт охоты: молниеносные прыжки и могучую хватку, «успокаивающую» жертву так быстро, что не успевает понять несчастная, что происходит.
Случалось и такое: покажет подрастающему поколению добычу, уложит учеников в засаду, потом уйдет в обход, тихо, осторожно пошумит и направит зверя прямо на затаившихся юных охотников, чтоб те показали, на что способны… Однако слабым пока было у них умение поймать и умертвить добычу, плохо еще, долго валили они жертву.
Но ушла и вернулась Тигрица раз, другой, третий, а удачи все не было — случается ведь полоса невезения даже у очень опытных охотников. Вся семья хотела есть, но они умели терпеть, не мучаясь голодом и не скуля от обиды, потому что эти могучие полосатые совершенства от рождения преисполнены уверенности, что свежее мясо непременно и вскорости будет.
И снова отправилась Тигрица на поиски.
Беда случилась в глухую полночь, когда было так тихо, что слышались удары сердца, а «работали» лишь чуткие уши да вибриссы. Обонянием тигры, как все кошки, не могут похвастаться, и Матильда в густо набухшей темени на скромные возможности своего носа особых надежд не возлагала. Поэтому, а может и по иной причине, просто в силу того же невезенья, она угодила в петлю из стального троса, хитро поставленную в узком проходе между старым кедром и выворотнем, где раньше проходила много раз след в след.
Петля, настороженная и замаскированная елочками и мхом, сверкнула металлом перед мордой и остро запахла человеком лишь когда трос туго затянулся на шее. Могучий рывок оплошавшего зверя вперед, назад, вбок, вверх, вниз! Напрасно. Трос держал мертвой хваткой. И тогда звездную сонную тишину, которой еще мгновение назад, казалось, не будет конца и края, разорвал хотя и приглушенный петлей, но все же сильный и жуткий рев царя уссурийской тайги. Оставленные в густой щетке молоденьких елочек тигрята оцепенели в страхе, потому что по голосу узнали мать и догадались, что та попала в беду.