А теперь запросилась в избушку. И когда хозяин, походив вокруг зимовья, прослушал замороженную, смерзшуюся воедино тишь тайги и неба и ничего подозрительного не уловил, вернулся и спросил, в чем дело, ушла под нары и улеглась в дальнем, самом темном и недоступном углу. «Замерзла, — решил Круглов. — Переутомилась или прихворнула». Но и в этом усомнился: холода бывали полютее, болеть ей случалось погибельно, но и тогда в дом не просилась… Или у собак годы тоже берут свое? Годы, годы… Только в легкомысленной песенке они будто бы становятся богатством.
А через полчаса, когда тишину пошевеливало лишь еле слышное посапывание керосиновой лампы да потрескивание печки, Фея вдруг вылезла из-под нар, подошла к двери и чутко навострила уши, нервно шевеля мочкой носа. Круглов положил только что снятую беличью шкурку на колени и посмотрел на собаку. А та медленно и напряженно поворачивала чуть опущенную голову от двери на левый избяной угол, потом прямо в стенку, в другой угол… И опять обратилась к двери, едва слышно шевеля в горле нерешительный рык, которым сообщала о своем вовсе не беспричинном волнении.
Обеспокоился и Круглов. Разряженное ружье висело, как всегда, снаружи под коридорным навесом. Вынув из ящика с боеприпасами пулевые патроны и включив фонарик, он направился к двери, но Фея осторожно взяла в зубы его штаны и потянула назад… Нечто похожее случилось в прошлом году: собака тоже задержала его, ухватившись за суконку брюк, а через несколько секунд, присмотревшись, Круглов увидел возле тропы дремавшего под плотной нависью кедровой кроны тигра. Помнилось охотнику, что в тот день тайгу оглушил густой снегопад, когда все живое любит поспать, и поспать покрепче. А полосатый, как прояснилось через несколько дней, сыто блаженствовал у добытого им секача, и добытого, судя по измешанному снегу и сломанным кустам, в трудной и опасной борьбе… Фея тогда мудро предпочла уведомить хозяина об опасности не лаем, а вот так, тихо удерживая от очень рискованных шагов вперед, определенно понимая, как опасно подойти неожиданно к спящему хищнику у своей добычи.
…Успокоив собаку, как всегда в таких случаях, почесыванием за ушами и поглаживанием лба, Круглов осторожно приоткрыл дверь, снял с гвоздя ружье и зарядил его. Посветил фонариком — ни следов у дворика, никого и ничего у стены леса. Крикнул: «Кто ходит?» Ответила лишь россыпь эха. Он знал, что эхо — к осадкам. К снегу, значит. И стал планировать работу на снегопадную погоду, продолжая размышлять при этом о странном поведении собаки.
Управившись с неотложными делами и устало укладываясь спать уже глубокой ночью, Круглов отправил беспокойно ходившую по избе и все так же нервничавшую собаку под нары и потушил лампу. Но еще не перелилась его дрема в сон, как покой опять зашевелили постукивание собачьих когтей по полу и тот же нерешительно приглушенный рык все с тем же странным постаныванием. Когда Фея остановилась у черного прямоугольника окошка, Круглов подошел к нему, не зажигая лампу, пригляделся… Белая, залитая полной луной снежная поляна, в пяти метрах от избушки поленница дров, правее — навес для разного скарба, слева помойка, а за ними — темные зубья еловых вершин и кедровых вперемежку с метлами раздевшихся на зиму берез, дубов, ильмов… Тысячу раз им виденное.
Вытряхнув из пачки сигарету, потянулся за спичками и замер: в четырех метрах от окна по снегу беззвучно плыла плотная, резкая тень, исходящая вроде бы из ничего. И лишь когда эта тень застыла, Круглов рассмотрел едва заметного в потоке лунного света тигра. Он не успел понять и оценить обстановку и не пошел еще к ружью, как громада зверя снова растаяла в том мертвом лунном свете, а по снежной белизне поплыла та же тень. Поплыла все так же беззвучно, заворачивая за угол избы.
Окно в ней имелось только одно. Маленькое. Как и во всех таежных строениях.
Круглову чувство страха было ведомо, хотя и с полным основанием слыл он в промхозе и селе охотником смелым и решительным. Но он никогда не давал страху волю. И теперь, ощущая участившееся сердцебиенье и не пропуская ком из груди к горлу, он взял ружье, проверил, заперта ли дверь, пододвинул к окну табуретку и присел, не забыв поджечь сигарету, отвернувшись от окошка. Он еще не думал, как разрешить очень опасную и совершенно необычную ситуацию, и торопливо искал объяснения ей.