В странном состояния оказался тот старец: он четко видел столпившихся вокруг него людей, отлично понимал, что уже давно надо бы покинуть это место, и не мешкая… Но ничего не мог сделать, потому что ни единый мускул ему не подчинялся. Он чуял густой человечий дух, слышал людской галдеж и разорванный собачий брех, догадывался, что дела его совсем плохи, что он уже не принадлежит себе, но не находил сил для заявления о принадлежности к династии владык даже рыком, от которого некогда замирало все живое, в том числе и эти люди.
О, этот знаменитый рык владыки уссурийской тайги! Не было и нет в ней существа, которое могло бы спокойно его слышать. В памяти Меченого мелькало былое… Из автобуса, остановившегося перед ним, вальяжно возлежавшим поперек дороги и поигрывающим хвостом, вывалила возбужденно горланящая толпа двуногих. Но стоило ему рыкнуть, небрежно приподняв голову и приоткрыв пасть, как все исчезли в машине с поразительной поспешностью! Все! Чтоб из нее уже не показываться. Или другой раз: к нему, блаженно почивавшему после обильной трапезы, случайно подошла куча праздно и шумно шатающихся по тайге людей, а после короткого предупреждающего рева не стало вдруг той кучи, и лишь приглядевшись, увидел он троих карабкающихся вверх по деревьям, да еще слышался затухающий треск под ногами убегающих без какого-либо чувства собственного достоинства. Пожизненно помнилось ему и то, как после его рева человек упал от страха в бесчувствии…
К сожалению, теперь у него не находилось сил, иначе было бы забавно наблюдать за этими двуногими, шут знает по какому праву именующими себя царями всей Земли.
Он различил рядом с собою явно главного человека, державшего в руках ружье, черный зрачок которого застыл на расстоянии вытянутой лапы от его лба. С юных лет он хорошо знал, что из этого зрачка вылетает мгновенная всесокрушающая смерть, и холодея, спросил у себя: «Неужели прикончат? И так позорно? Без честного боя на равных? Скольких людей мог я задавить, но ведь ни единого не тронул… Или договор о взаимном ненападении ими ни с того ни с сего расторгнут?..»
Человека Меченый знал не хуже своих соплеменников, в чем был уверен. Он всю жизнь соблюдал в отношениях с ним завещанный матерью вооруженный нейтралитет, однако, мудро избегая встреч, ничуть не боялся его, при случае же недвусмысленно давал понять, что за непочтение владыка тайги может строго наказать. Причем так строго, чтоб впредь и другим неповадно было.
Ту первую давнюю конфликтную стычку с недоброжелательным существом он и теперь помнил, хотя уже приходилось напрягать память, извлекая из нее события былого, как то и дело обрывающуюся полуистлевшую лиану… Он атаковал свиной табун, приглядев жирную, не старую еще чушку. Уверенно настигнув ее в три прыжка, он сбил обреченную, прикусил за самое «успокаивающее» добычу место на шее сразу за головою, умеряя из последних сил и свою дрожь возбуждения, и отчаянное сопротивление несчастной.
И вдруг на него выпер секач. Один из тех вечно хмурых могучих вепрей, которых любой уважающий себя тигр старается благоразумно обходить стороной. Сам он и в те горячие секунды не тронул бы его, однако возбужденный любовной страстью секач сам ринулся в бой. То сражение было жестоким и тяжким, немало в нем пролилось крови, еще больше шерсти было выдрано, однако победителя не оказалось. В очередной раз разойдясь и переводя разорванное дыхание, нацеливаясь на новый бросок, неприятели все плотнее вдавливались в снег… И остывали… И разошлись, не чувствуя себя побежденными.
To сражение было жестоким и тяжким, немало в нем пролилось крови, еще больше шерсти было выдрано, однако победителя не оказалось
Меченому тогда для выравнивания дыхания и успокоения потребовался час. Погибельных ран не оказалось, кровоточащие он зализал. Важнее было запомнить очередной урок: с секачами равного с твоим роста не только не связывайся сам, но избегай их, даже уходи открыто, но с гордо поднятой головой владыки не просто отважного, но и рассудительного. Осторожность — не трусость, а безрассудная храбрость — удел скудоумных спесивых гордецов, век которых краток. Этому его тоже учила мать, когда в нем царственного гонора уже было полно, а вот опыта — никакого.
Рассуждая таким образом, шел Меченый по неровному красному следу неуспокоенной, вставшей на трясущиеся ноги чушки, не сомневаясь в том, что далеко она не уйдет. Но нежданно-негаданно вышел на этот след двуногий охотник, потоптался возле него и рванул вдогон просящейся в руки почти дармовой добычи. И вот уже за двоими, мгновенно взвинтившись, ринулся и тигр, решительно вознамерившись и собственную добычу не упустить, и грабителя наказать. Выстрелы же лишь подстегнули его.