В тракторе народ сидел тертый, и потому в руках людей в немедленной готовности к использованию появилось оружие. В высокой железной кабине чувствовали они себя в безопасности. И вот решили принципиально: кто кого — владыка тайги или властелины планеты всей. Тракторист включил первую скорость и направил свое лязгающее железом, чадящее черным дымом чудовище на бело-рыже-черно-полосатое сверхсущество. А оно застыло, не проявляя каких-либо признаков волнения или беспокойства, и уж тем более страха. Всем своим видом оно как бы говорило: достоинство — прежде всего.
Когда расстояние между ревущими, превышающими полсотни, железными лошадиными силами и одной спокойной тигриной сократилось до нескольких метров, амба легким, но мощным махом небрежно отскочил в сторону и снова застыл. А через несколько секунд лег в снежную целину, бросив задние ноги плашмя, передние вытянув перед собой, высоко и гордо подняв явно улыбающуюся голову и пронзая людей гипнотизирующим взором.
Да, в тракторе сидели люди бывалые, но к тому же благоразумные и достаточно добронравные. Стрелять краснокнижного зверя они не стали и соревнование «кто кого» прекратили, решив, что тайга тоже живет по удивительно краткому, но бесконечно мудрому закону «каждому свое». Развернулись на одной гусенице, прибавили ходу… А тигр несколькими игривыми прыжками поравнялся с дурно пахнущим, противно рычащим, совершенно чуждым зеленому таежному миру чудовищем с такими же двуногими существами. Потом он встал на задних ногах рядом с могучим кедром, подняв голову на трехметровую высоту, а передние лапы еще выше, определенно стараясь разглядеть людей как можно ближе.
Через несколько секунд они могли бы посмотреть друг другу в глаза с метрового расстояния, однако нервы тракториста не выдержали, он резко отвернул в сторону и ударил по педали скорости… А начальник разрядил обстановку своевременной мыслью: «Ближе к селу есть сухостоины получше…»
Тигр же, словно окаменев у того могучего кедра, провожал глазами пришельцев в его владения.
Как-то зимой возвращался таежной дорогой в поселок автобус с лесорубами. Курили, мирно беседовали, устало дремали. И вдруг из-за пологого поворота вывернулся матерый тигр. Примерно в сотне метров. Машину он увидел, конечно же, сразу, но как шел навстречу, так и шел. Не останавливаясь и в придорожные кусты спрыгивать, как обычно делают в подобных обстоятельствах тигры, явно не намереваясь.
Поскольку шагал он посередине неширокой дороги, шофер сначала притормозил, а вскоре и вовсе остановил автобус. Тут застыл и тигр, внимательно разглядывая людей за лобовым стеклом их машины и прислушиваясь к приглушенному галдежу. А через растянувшуюся минуту преспокойно лег, словно специально демонстрируя и равнодушие свое к людям, и бесстрашие. Распластав передние лапы и подобрав под себя задние, он лениво шевелил хвостом, вроде бы без особого интереса поглядывая на автобус и прильнувших к стеклам людей, не в пример ему с жадным любопытством прикипевших глазами к такому неожиданному импозантному гостю.
Минута прошла, другая… Вот и пятая проскользнула в небытие. Бригадир воскликнул: «Не до темноты же стоять!» И тихим голосом велел шоферу трогать, погромче фыркая и взревывая мотором.
А поскольку тигр лежал посреди дороги, объехать его было невозможно, оставалось надеяться, что он все же отойдет в сторону, уступив наконец упорно надвигающемуся на него железному чудовищу. И эти людские надежды он оправдал.
Признанный всем миром владыкой, полосатый с достоинством отошел к обочине дороги, потом как бы растворился в кустах… Но тут же явился людям в новом образе. Он непринужденно вспрыгнул на большой корч и застыл на нем, как конь со знатным всадником на постаменте. И это всего в двух десятках метров от людей, вываливших из автобуса.
От избытка чувств лесорубы дружно замолчали, пожирая глазами необыкновенное зрелище, повторения которого никому и не мыслилось. А тигр привычно разглядывал их, потому что видел далеко не в первый раз, сам оставаясь незамеченным.