"Мы, рассказывала Крупская, иногда по целым часам занимались переводами... Ильич выбирал у Тургенева страницы по тем или иным причинам наиболее для него интересные. Так, с большим удовольствием {93} Ильич переводил ехидные речи Потугина в романе "Дым" (Выражение "ехидные речи" Потугина слишком мягко! Ведь Потугин доказывал, что Россия ничего не дала мировой цивилизации и культуре, что "даже самовар, лапти, дугу - эти наши знаменитые продукты, - не нами выдуманы". Он высмеивал русскую науку: "у нас мол, дважды два тоже четыре, да выходит как-то бойчее". Ныне в Кремле объявлено, что все мировые открытия и изобретения сделаны в СССР - России, она венец мировой культуры, - поэтому Потугина за "подлое", "изменническое, космополитское преклонение пред Западом" наверное посадили бы в концлагерь или прикончили бы в подвале МГБ. - Роман "Дым", насколько мне известно, не перепечатывается в СССР, так же как, но уже по другим причинам (оскорбление революции) тургеневский роман "Новь". Речи Потугина в "Дыме" представляют в русской литературе крайнее, искривленное, перегнутое проявление западничества. Это по поводу "Дыма" Достоевский злобно писал, что Тургеневу (Кармазинову в "Бесах") водосточные трубы в Карлсруэ дороже всех вопросов России. Очевидно, Ленин в Сибири был охвачен "низкопоклонством" пред Западом - раз с "большим удовольствием переводил "ехидные речи Потугина"!).
По настоянию Ильича особенно тщательно мы перевели некоторые страницы из рассказа "Колосов". На эту вещь он обратил большое внимание еще в гимназии и крайне ценил ее. По его мнению, Тургеневу в нескольких строках удалось дать самую правильную формулировку как надо понимать то, что напыщенно называют "святостью" любви. Он много раз мне говорил, что его взгляд на этот вопрос целиком совпадает с тем, что Тургенев привел в "Колосове". Это, говорил он, настоящий, революционный, а не пошло-буржуазный взгляд на взаимоотношения мужчины и женщины.
Весьма заинтересованный тем, как же Ленин смотрит на "святость любви", я, конечно, отыскал "Колосова" и вновь прочитал его. Рассказ слабый, бесцветный, не я один, а обычно все проходят мимо него. Ничего из него не западает, ничто в нем не останавливает. {94} Странно, думал я, как могла такая вещица "крайне цениться" Лениным! В Женеве я мог этим удивлением ограничиться и о том, что говорила Крупская, позабыть. Но в свете того, что с Лениным позднее случилось - о "Колосове" нужно поговорить подробнее.
Лицо, от имени которого ведется рассказ, называет Колосова человеком "необыкновенным". Он полюбил девушку, потом разлюбил ее и от нее ушел. Помилуйте, что же тут необыкновенного? Это ежедневно и ежечасно всюду случается. Необыкновенно то, отвечает рассказчик, что Колосов это сделал смело, порывая со своим прошлым, не боясь упреков.
"Кто из нас умел во время расстаться со своим прошлым? Кто, скажите, кто, не боится упреков, не говорю - упреков женщины, упреков первого глупца? Кто из нас не поддавался желанию, то щегольнуть великодушием, то себялюбиво поиграть с другим преданным сердцем? Наконец, кто из нас в силах противиться мелкому самолюбию, мелким хорошим чувствам: сожалению и раскаянию? О, господа, человек, который расстается с женщиной, некогда любимой, в тот горький и великий миг, когда он невольно сознает, что его сердце не всё, не вполне проникнуто ею, этот человек, поверьте мне, лучше и глубже понимает святость любви, чем те малодушные люди, которые от скуки, от слабости, продолжают играть на полупорванных струнах своих вялых и чувствительных сердец. Мы все прозвали Андрея Колосова человеком необыкновенным. И если ясный простой взгляд на жизнь, если отсутствие всякой фразы в молодом человеке может называться вещью необыкновенной, Колосов заслужил данное ему имя. В известные лета быть естественным - значит быть необыкновенным".
В этих словах квинт-эссенция рассказа Тургенева. Является ли поведение Колосова "революционным" или {95} "пошло-буржуазным" в это входить, конечно, не буду. Важно, что рассуждения Колосова Ленин одобрял, именно таков, по словам Крупской, был его взгляд на вопрос. Близкие отношения мужчины и женщины должны быть основаны на безраздельной, полной, любви и искренности. Как только человек чувствует и сознает, что его сердце уже "не вполне" проникнуто женщиной, еще недавно им любимой, не боясь упреков, не поддаваясь "мелким чувствам" (Ленин очень часто употреблял эти слова) он должен с нею расстаться. Этого требует "святость любви", так поступать значит "быть естественным".
Многие страницы жизни Ленина, в частности в бытность его гимназистом, остались для всех его биографов неизвестными. Они не выплыли ни в одном из воспоминаний о нем: канонизация Ленина не допускала появления каких-либо сообщений вне тех, коими очерчен его, установленный верхами партийный образ вождя. Опираясь на фразу, брошенную Лениным Гусеву - "ухажерством я занимался, когда был в гимназии" - можно предположить, что экспансивный, бурливый юноша, каким был Владимир Ульянов - этим делом, действительно, занимался (я это плохо себе представляю!). В садах на берегу Волги или в Киндяковском лесу, описанном в романе "Обрыв" - и бывшем местом свидания влюбленных парочек, ему, допустим, случалось объясняться в любви каким-нибудь гимназисткам, а потом эта "любовь" ему надоедала и без долгих фраз он расставался с предметом своего увлечения. Тургеневский Колосов с его "ясным и простым взглядом на жизнь" мог служить примером. И так как отсутствие клятв в вечной любви, "отсутствие всякой фразы в молодом человеке" в этом возрасте - вещь необыкновенная, Владимир Ульянов мог считать себя уже тогда человеком тоже необыкновенным. О "необыкновенности" тут, конечно, смешно и говорить. Здесь только малюсенькая и {96} легкомысленная "философия", свойственная сотням тысяч или миллионам юношей.
Иным и весьма серьезным делается воззрение Колосова в зрелом возрасте. Раз Ленин прожил с Крупской без малого тридцать лет (они познакомились в 1894 г.) и всё время придерживался кодекса Колосова - значит его сердце всю жизнь было проникнуто любовью к ней одной. Будь иначе, во имя проповедуемой им "святости любви", не боясь упреков "глупцов", не поддаваясь "мелким чувствам" (среди них - раскаянию и сожалению), он смело расстался бы со своим прошлым, покинул бы Крупскую, хотя в течение многих и многих лет она была вернейшей и преданной спутницей его жизни. Так должен бы я заключить, слушая в 1904 г. Крупскую, но то, что произошло с Лениным позднее - свидетельствует о полном попрании им кодекса Колосова.
Жизнь больших исторических фигур, а кто будет отрицать, что Ленин вошел в большую историю? - всегда интересует людей. Все хотят знать (биографы спешат на это ответить) не только чем облагодетельствовал мир, например, Наполеон или сколько сотен тысяч людей он отправил на тот свет, но кем он был, как жил, что любил, как любил. Только обладая множеством данных, вплоть до мелочей, можно иметь пред глазами полный не вымышленный, образ человека, "сделавшего историю". С этой точки зрения могла быть интересной появившаяся в издании Bandiniere книга "Les amours secretes de Lenine", написанная двумя авторами французом (вероятно, он был только переводчиком) и русским. Впервые в виде статей она появилась в 1933 г. в газете "Intransigeant".
За книгу многие ухватились, даже много писали о ней, поверив, что у Ленина были интимные отношения с некоей Елизаветой К. - дамой "аристократического происхождения". В доказательство авторы приводили якобы письма Ленина к этой К. Даже самый поверхностный анализ названного {97} произведения немедленно обнаруживает, что оно плод тенденциозной и очень неловкой выдумки. Но если у Ленина не было этой секретной любви - отсюда не следует выводить, что в течение всей своей жизни он оставался верным только Крупской и не имел связи с другой женщиной. Это очень интимная область, о ней было как-то неловко писать, но теперь, когда имя этой "другой женщины" названо полностью в печати (со слов А. М. Коллонтай ее называет г. Марсель Води в апрельском номере 1952 г. журнала "Preuves") - ничто уже не мешает подробно рассказать об этом происшествии в жизни Ленина, никогда не бывшим секретом для его старых товарищей (Зиновьева, Каменева, Рыкова). Ленин был глубоко увлечен, скажем, влюблен, в Инессу Арманд - его компаньонку по большевистской партии. Влюблен, разумеется, по своему, т. е., вероятно, поцелуй между разговором о предательстве меньшевиков и резолюцией, клеймящей капиталистических акул и империализм.