Зимою мертвое, Кокушкино летом оживало. Детский гомон и смех раздавались повсюду. Больше всех шумел, разумеется, Володя Ульянов. Для него, как и для всех, открывалась полоса непрерывных удовольствий и развлечений: купание в реке, экскурсии на лодке, прогулки в лес за ягодами и грибами, игры в крокет, в горелки, игра на биллиарде, устройство фейерверков, пускание бумажных змей, поездки с самоваром в так называемый "Передний Лес" и т. д. Сытую, полную разнообразных деревенских удовольствий, помещичью жизнь Ленин узнал не понаслышке, не по одним книгам Льва Толстого, Тургенева, Герцена, Аксакова, Гончарова. Он с этой жизнью был хорошо знаком.
У Ленина тут ничего отличного от других помещичьих детей - ни от Плеханова, Потресова, Засулич. Но дальше уже громадное различие. Плеханов, как Потресов и Засулич, хотели бы, чтобы вопрос о "Гудаловках, Никольских, Бяколовых" революция решала без варварства, не убивая владельцев "дворянских гнезд", не поджигая их дома, не выбрасывая их из "гнезд" голыми, без всякого имущества. Так не поступают, писал Плеханов, если "у победителя сердце льва, а не гиены". Ленин рассуждал по-иному: победитель должен быть беспощадным!
{164}
ЛЕНИН ПИШЕТ "ШАГ ВПЕРЕД - ДВА ШАГА НАЗАД".
ГНЕВ КРУПСКОЙ
В конце января или в начале февраля Ленин начал писать "Шаг вперед - два шага назад". В течение трех месяцев, понадобившихся ему для написания книги, с ним произошла разительная перемена: крепко сложенный, полный энергии, жизненного задора, Ленин осунулся, похудел, пожелтел, глаза - живые, хитрые, насмешливые - стали тусклыми, моментами мертвыми. В конце апреля одного взгляда на него было достаточно, чтобы заключить - Ленин или болен, или его что то гложет и изводит.
"Я был свидетелем, вспоминает Лепешинский, такого подавленного состояния его духа, в каком никогда мне не приходилось его видеть ни до, ни после этого периода. "Я, кажется, - говорил Ленин, - не допишу своей книги, брошу всё и уеду в горы". Ни одну вещь, - говорил мне Ленин, - я не писал в таком состоянии. Меня тошнит от того, что приходится писать. Я насилую себя".
Большой любитель игры в шахматы, не упускавший ни одного случая вызвать кого-нибудь на бой, Ленин прекратил это занятие. "Не могу, мозг устал, шахматы меня утомляют". Он был готов слушать самые пустяковые речи. Только бы не думать о том, что нарушало его внутреннее равновесие. Но во время таких пустяковых разговоров нетрудно было заметить: он плохо слушает, {165} мысли его где-то в другом месте. Что же такое происходило тогда с Лениным? Что его так изнуряло, делало больным? Почему работа над "Шаг вперед - два шага назад" привела его в такое состояние? Ни Лепешинский, ни другие лица, касавшиеся этого периода жизни Ленина, не дали на этот счет никакого объяснения. Конечно, нет его и в воспоминаниях Крупской.
Всякий, читавший ее мемуары, знает как тщательно она избегала всего, что позволило бы заглянуть в "уголок" Ленина, в его душевный мир. Он должен был оставаться домом, в котором окна плотно закрыты ставнями. Этот период мне представляется теперь одним из важнейших моментов в политической жизни Ленина. Он стоял на повороте. Пред ним вставал выбор - какой дорогой идти: той ли, на которую указывала его властная натура, характер, психология, убеждения, идеология, т. е. дорогой развернутого большевизма, приведшего к власти в 1917 г., или другой, во имя единства партии, пойти на ряд самоограничений, сделать меньшевикам уступки, несвойственные его вере в себя, непоколебимому убеждению, что только он может организовать настоящую революционную партию, повести ее к большим победам?
В течение февраля - половины апреля я неоднократно виделся с Лениным, сопровождая его на прогулках. Он говорил о том, что заполняло его голову, что он написал, пишет и хотел бы написать. Из того, что слышал, я мог понять суть раздиравших Ленина колебаний, узнать какие мысли он насильственно в себе подавляет и почему, в конце концов, такое большое различие между тем, что я слышал от него и тем, что потом напечатано в "Шаг вперед - два шага назад". Чисто случайные обстоятельства дали мне возможность быть, так сказать, "за кулисами" этой работы Ленина - отправного пункта, откуда, отмежевываясь от меньшевиков, пошло организационное выделение особой большевистской ленинской партии.
Важность этого исторического факта обязывает {166} самым подробным образом остановиться на том, как появилась эта книга Ленина.
На мой вопрос - в чем же главная суть внутрипартийного разногласия, Ленин, при первой встрече с ним, ответил:
- В сущности, никаких больших принципиальных разногласий нет. Единственное разногласие такого рода - параграф 1 устава партии, - кого считать членом партии. Но это очень несущественное разногласие. Жизнь или смерть партии от него не зависит. Параграф 1 устава был принят на съезде не в моей формулировке, а Мартова. Оставшись в меньшинстве, ни я, ни те, кто меня поддерживали - о расколе и не помышляли. И всё-таки он произошел.
Почему? На это превосходно ответил Плеханов: произошла la greve generale des generaux. Некоторые партийные "генералы" обиделись за неизбрание их в редакцию "Искры" и в Центральный Комитет и отсюда пошла вся склока. Когда Мартов, вместе со мною и Плехановым, выбранный в "Искру", отказался с нами работать и соединился с неизбранными съездом Аксельродом, Старовером (Потресовым), Засулич, мы потом, идя на уступку, предлагали меньшинству послать от них двоих в редакцию, так что в ней было бы двое от большинства и двое от меньшинства, генералы отказались. После того как Плеханов, под давлением обиженных генералов, стал настаивать на приглашении в "Искру" всех прежних редакторов, я плюнул и, уйдя из "Искры", перебрался в Центральный Комитет, избравший меня своим заграничным представителем. А как только это произошло, началась немедленная атака на Центральный Комитет, на "сверхцентр", где засел самодержец Ленин, бюрократ, формалист, человек неуживчивый, односторонний, узкий, прямолинейный. Я спрашиваю - где тут принципы? Их нет.
Запомним - это мне говорил Ленин 5 января (старого стиля) 1904г. Он категорически отрицал, что {167} между ним и меньшевиками существуют какие-то важные принципиальные разногласия. Во время следующей встречи Ленин мне рассказал, что на одном из меньшевистских собраний некий оратор доказывал, что Ленину нужна "дирижерская палочка", чтобы ввести в партии дисциплину, "подобную той, что существует в казармах лейб-гвардии Его Величества Преображенского Полка".
- Вот, - говорил Ленин, - уровень на котором держится полемика! Словечко "дирижерская палочка" я употребил впервые два месяца назад, отвечая письмом в "Искру" на статью Плеханова "Чего не делать". Я бросил словечко не случайно, а намеренно, обдуманно. Когда за вами гонится свора собак, бывает интересно бросить им кость и посмотреть, как они с нею будут возиться.
Они (меньшевики) с тех пор с "дирижерской палочкой" и возятся, как собаки с костью. Они до сих пор не хотят признать, что для правильного руководства партией, размещения ее работников по силе и качеству, нужно выйти из обывательских, кружковых соображений, будто при таком размещении можно кого-то обидеть. Дирижерская палочка в оркестре не принадлежит всякому, на нее претендующему или знающему ноты. Ноты должен знать и барабанщик.
Право на дирижерскую палочку дается тому, кто обладает особыми свойствами, из них дар организаторский на почетном месте. Каутский - первоклассный ученый, а всё-таки дирижерская палочка в немецкой социал-демократии не в его руках, а больше всего у Бебеля. Плеханов - первоклассный ученый, но я бы очень хотел, чтобы кто-нибудь мне указал, кого за последние 25 лет он организовал и способен ли он вообще что-либо и кого-либо организовать. О других Аксельроде, Засулич, Старовере - смешно и говорить. Кто с ними имел дело скажет:
"Друзья, как ни садитесь, а в дирижеры не годитесь". Мартов? Прекрасный журналист, полезная фигура в редакции, но разве может он претендовать на {168} дирижерскую палочку? Ведь это истеричный интеллигент. Его всё время надо держать под присмотром. Ну, а кто еще? Тупой Дан или Ворошилов-Троцкий? А еще кто? Фомины и Поповы! Это курам на смех!
Из слов Ленина с полной ясностью вытекало, что право на дирижерскую палочку в партии может принадлежать только ему.