вспоминает Шура юношеские стихи брата.
— Вот здесь, на этих просторах, и протекало детство Сергея, — рассказывает она, — эти места имел он в виду, когда писал:
Особенно хороша у нас сенокосная пора! Нигде так весело не отдыхают, как на сенокосе, хотя минуты отдыха и коротки, но усталь нигде не проходит так быстро. А работали с песнями!
Вот она и подошла, моя тема — о песне! Расспрашиваю Шуру: какие же песни пелись тогда у них на селе, кто учил их песням?
— У нас вся семья любила петь, а мать была завзятая певунья, песен она знала бессчетное количество! Отец мальчиком пел в церковном хоре. У него был, хотя и слабый, но очень приятный тенор. Больше всего я любила, когда он запевал: «Паша, ангел непорочный, не ропщи на жребий свой...».
И Шура негромко напевает мелодию той песни.
— Слова из этой песни у Сергея вошли в «Поэму о 36».
...Шуру я знаю с четырнадцати лет. Есенин жил тогда в Москве недалеко от консерватории, в Брюсовском переулке, под самыми небесами. Он только что вернулся с Кавказа, привез поэму и новые стихи. Мы с Всеволодом Ивановым и Сергеем Буданцевым, друзьями Есенина, как-то пришли к нему в гости. Нас встретила тоненькая, стройная девушка с пепельными косами. Младшая сестра Есенина, Шура, похожа на брата: те же русые волосы, светлые глаза, девичья несмелость в улыбке.
— А где же Сергей?
— Ушел гулять...
— Значит, не скоро вернется, — определяем мы. На прогулках обычно Есенин работает. Бродит по переулкам в одиночестве и сочиняет. А сегодня вечер особенно хорош!
Друзья идут разыскивать Есенина, а меня оставляют с Шурой:
— Придет Сергей, не отпускай!
Шура недавно приехала из деревни. Она сидит на диване и что-то вышивает. Она вспоминает о золотой рязанской осени, о снежной зиме, о веселых святках, когда Сергей приезжал на каникулы с праздничными подарками.
— А как он проводил время дома? — интересуюсь я.
— Он умел повеселиться. Но и работать любил. Работал и днями, и вечерами. Встанет из-за стола и начинает расхаживать по избе. Руки в карманы или скрестит на груди. Ходит и напевает вполголоса...
— А что он пел?
— Разное. «Дремлют плакучие ивы», «Выхожу один я на дорогу», «Горные вершины» или «Вечерний звон»... С малых лет мы слышали эти песни от матери. Песни и сказки. Она хоть и была неграмотной, но знала много. Подрастая, мы вдруг узнавали, что песни, которые она нам пела, зачастую были переложенные на музыку стихи Пушкина, Лермонтова, Никитина, Кольцова.
Увлекшись воспоминаниями, Шура не замечает, как в комнату со свертками в руках неслышно вошли Есенин с друзьями. Сергей Александрович с любопытством выслушал рассказ сестры о себе, о матери. Осторожно положив покупки на стол, он прикрыл ладонями глаза сестры и нежно поцеловал ее.
— Ах ты, красавица моя рязанская!
Смущенная до слез Шура выбежала из комнаты.
Этот маленький эпизод вспомнился мне, когда я слушал на палубе парохода ее негромкое пенье.
Корабль приближается к небольшой пристаньке. Здравствуй, Константиново!
На берегу нас встречает старшая сестра Есенина — Екатерина Александровна. Поднимаемся по тропинке в гору, где стоит изба Есениных. Невиданной красоты закат — золото с голубым, малиновое с серебром — разлился вполнеба. Отсюда, с обрыва, видны заливные луга, далекий синий лес. На середине реки застыла лодка, в ней рыбак с удочкой.
— Наш Сергей тоже любил рыбную ловлю, — говорит Екатерина Александровна. — На рыбалке он думал, мечтал, сочинял. Любил зори и закаты... В те далекие годы мы часто ходили вечерами провожать проходящие мимо пассажирские пароходы...
— Всегда испытываешь такое чувство, будто провожаешь в отлет журавлей, — говорит Шура. — Пароход войдет в шлюз, а мы — домой, на село. Все спят. Где-то в конце села слышна гармошка. В такой вечер трудно удержаться и не запеть! Начинали обычно Сергей или Катя. А уж запел один, то как же удержаться другому! И подпоешь. Пели мы складно...
— После отъезда в Москву Сергей Александрович скучал, видно, по деревне, — замечаю я.
— Его всегда тяготила неустроенность в Москве, отсутствие своего угла...
— Которого, в сущности, он так и не имел до конца своей жизни, — с грустью добавляет Екатерина Александровна.