После перелета я вместе с чкаловским экипажем отдыхал в Сочи. Однажды на море разбушевался шторм. Непроглядная темень стояла над побережьем. Было уже поздно, я сидел за столом и работал. Вдруг кто-то открыл дверь — резкий сквозняк поднял к потолку занавеску, разложенные листы бумаги разлетелись по комнате. На пороге стоял Чкалов.
— Скучно одному, тоскливо. Заглянул на огонек.
Я знал причину его тоски: Валерий Павлович рвался в Испанию, ему не терпелось переведаться в бою с фашистскими асами. Но его не пускали. Присев на диван, он мрачно курил. Докурив папиросу, встал.
— Пойду.
— Куда же ты? Погляди, какая гроза надвигается. Оставайся ночевать.
— Нет, пойду.
И он ушел. Погасив свет, я подошел к окну. На дворе шумели деревья. Начинался южный ливень. Из Летнего театра, стоявшего неподалеку в парке, сквозь шум ливня, грохот волн долетали звуки рояля. Это молодой пианист Яков Флиер готовился к международному конкурсу.
Я видел, как Чкалов по освещенной аллее пошагал к себе в коттедж. Но, услышав музыку, остановился, присел на старый пень. Опустив голову на руки, он остался недвижим... Дождь припустил сильнее, но Чкалов не двинулся с места. Что-то трагическое было в этой картине: темный парк, тропический ливень, сопровождаемый музыкой Листа, одинокая, застывшая фигура Чкалова, похожая на изваяние Родена...
Расскажу еще об одном памятном дне в жизни Чкалова.
Однажды Валерий Павлович позвонил мне по телефону:
— Приезжай немедленно!
Через четверть часа я уже входил к нему. Валерий Павлович брился.
— Поздравь, брат!
— Поздравляю, но с чем?
Он весело намыливал подбородок и выглядел именинником:
— Такие дни бывают лишь раз в жизни!
— Не понимаю, ты — Герой Советского Союза, у тебя ордена...
— Еду получать партийный билет! — торжественно объявил Чкалов. — Я так долго ждал этого дня! И сегодняшний день — у меня самый счастливый!
Он снял со спинки стула пиджак.
— Знаешь, мое сегодняшнее состояние могла бы выразить только музыка. И если бы я был композитором, то обязательно создал бы симфонию! Но пока мы с тобой еще не композиторы, послушаем вот эту пластинку...
И, подойдя к радиоле, он поставил «Песню о Родине» Дунаевского.
— Ты подожди меня, обязательно подожди, я скоро вернусь!
Он уехал в Центральный Комитет партии, где ему должны были вручить партбилет.
День мы провели вместе. Валерий Павлович был настроен празднично, весь вечер слушал музыку — Чайковского, Бетховена, Рахманинова, Бородина...
НОЧНОЙ КОНЦЕРТ
С Борисом Николаевичем Полевым, писателем и журналистом, автором всемирно известной «Повести о настоящем человеке», на сюжет которой композитор С. Прокофьев написал оперу, нас связывает старинная дружба. Мы встречаемся на литературных вечерах, заседаниях, съездах. Последний раз мы виделись в писательском доме творчества, под Москвой. Здесь Борис Николаевич работал над своими фронтовыми воспоминаниями.
В годы войны корреспондент «Правды», он был свидетелем и участником многих исторических сражений. Узнав о том, что я работаю над книгой «Встречи с песней», Полевой рассказал мне интересную историю, связанную с именем маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова.
С разрешения Бориса Николаевича привожу отрывок из его записей о той памятной ночи, когда он впервые познакомился с маршалом.
Вместе с писателем Александром Александровичем Фадеевым Полевой выехал по заданию редакции на Калининский фронт. Стояла суровая зима. Полевой рассказывает:
— На ночлег располагаемся в пещерке, недурно обжитой офицерами связи, людьми молодыми, веселыми, с энтузиазмом встретившими Фадеева и великодушно уступившими ему единственный широкий, сплетенный из ветвей лежак. Жарко. Отличный воздух. Мы уже предвкушали, как хорошо заснем, но едва успеваем сбросить валенки и вытянуть к огоньку усталые ноги, как влетает порученец командира дивизии.
Увидел Фадеева, звонко стукнул каблуками.
— Товарищ бригадный комиссар, приказано срочно привести вас и ваших товарищей к командиру дивизии.
— Что случилось?
Молчит. Но вид у него такой многозначительный, что мы безропотно начинаем обуваться.
— Есть там у командира кто-то?
— Так точно, есть.
— Кто?
— Там увидите, товарищ бригадный комиссар, — произносит порученец каким-то особым, благоговейным шепотом.