Во время первых выступлений ко мне подошел товарищ Жданов:
— И ты будешь говорить?
Я заволновался. Боялся, что не смогу сказать свою речь достаточно гладко, собьюсь, забуду сказать то, что казалось важным и нужным сказать в присутствии вождей партии и правительства. Однако, когда я увидел, с каким вниманием товарищ Сталин и его соратники слушают простые речи рабочих, как умеют они подбодрить оратора, двумя-тремя словами вызвать его на простой и искренний, лишенный всякой официальности и натянутости разговор, я сразу успокоился.
Я все думал: с чего начать речь? Решил, что начну прямо с дела, без всяких предисловий…
— Слово предоставляется Сметанину, — услышал я голос председательствующего.
Пока я шел к столу, услышал, как кто-то в президиуме спросил:
— Это тот, со «Скорохода»?
Я на ходу ответил:
— Да, да…
Первые слова своей речи я произнес, сильно волнуясь. Сталин повернулся ко мне, внимательно слушая и пристально вглядываясь в меня. От всей его фигуры, от его взгляда, выражения лица веяло теплотой и чуткостью. Это меня успокоило, и я говори так, как говорил бы в присутствии старшего товарища, которому я могу доверить все самое важное, душевное, что есть у меня в жизни.
В тот же день вечером мы собрались уже не в здании ЦК партии, а в Кремле. С огромным нетерпением ожидали мы выступления товарища Сталина. Историческая речь товарища Сталина, в которой он с гениальной прозорливостью определил значение стахановского движения, произвела на всех участников совещания глубокое, неизгладимое впечатление. Поистине незабываемый день!
Во второй раз мне пришлось видеть товарища Сталина, когда мне в числе других товарищей была вручена высокая награда — орден Ленина.
Собравшиеся в Кремле награжденные товарищи фотографировались вместе с товарищем Сталиным. Каждому из нас хотелось подойти поближе к Сталину, посмотреть на него. Я тоже подошел к Иосифу Виссарионовичу.
— Иосиф Виссарионович, это Сметанин, — сказал, указывая на меня, товарищ Ворошилов.
— Да, знаю, знаю, — ответил товарищ Сталин.
Я крепко пожал руку Иосифу Виссарионовичу. Хотелось в этом рукопожатии передать всю свою безграничную любовь к нему, нашему великому учителю и мудрому вождю.
Позже я видел товарища Сталина на банкете после первой сессии Верховного Совета СССР. Мое место за столом оказалось как раз напротив товарища Сталина. Хотя и раньше меня поразила простота Сталина, однако теперь она бросалась в глаза еще больше. Товарищ Сталин поднимал тосты за присутствовавших, с большим вниманием слушал выступления артистов, горячо им аплодировал, подходил сам ко многим товарищам, и в каждом его слове и жесте сквозила огромная душевность и чисто отеческая внимательность.
Самед Вургун
Поэт
ГОРДОСТЬ НАРОДА
Сталин мой дорогой! Вдохновитель и вождь!
Ты свободы моей и страны моей мощь!
Была холодная январская ночь. Суровый бакинский ветер стучал в окна. Дома все были погружены в сладкий сон. И только я не смыкал глаз. Волнение лишало меня сна.
Было далеко за полночь. Завтра мы должны выехать. Это необычная поездка. Такие посадки не всегда бывают уделом человека.
Сердце неумолчно твердило мне: Москва… Кремль… Сталин!..
Итак, завтра в дорогу! Ho с чем? Где мой подарок? А что может быть даром поэта? Стихи!
Я вскочил с постели.
Письменный стол, словно магнит, тянул меня к себе. Припав грудью к столу, я писал. Миг казалось, сама бумага светится радостью. Прошли беспокойные минуты, и а белом листе появились слова: «Привет вождю».
Утром поезд отошел от станции Баку. Нас было больше шестидесяти человек.
Это были представители Азербайджана, едущие в Кремль для встречи с руководителями партии и правительства в связи с 15-летием Азербайджанской Советской Социалистической Республики,
Какая высокая честь быть посланником народа!
В поезде царит радость и оживление. Лица сияют счастьем, глаза смеются.
Слышатся вопросы:
— Неужели мы действительно едем в Москву?
— Неужели правда, что мы увидим товарища Сталина?
Три дня и три ночи шел поезд. В окнах, мелькая, проносились леса, горы, равнины, города, станции…
Трехдневный путь не долог. Но в ожидании время тянется бесконечно.
— Ах, поскорей бы в Москву! — восклицали многие, выражая свое нетерпение.
На четвертый день нашего путешествия утром поезд остановился на последней станции.
Москва во всем своем величии стояла перед нами!