Она лежала, подставив жарким лучам все тело, и только лицо пряталось под тенью зонта.
Смуглое тело, круглый живот и полосатое, черное с белым, полотенце составляли яркий контраст..
Бонд присел рядом. Она только набросила на бедра полотенце и взглянула на него сквозь ресницы, потом рассмеялась.
– Вы очень приятный джентльмен, но, как и все мужчины, вы…
– Свинья?
– О, нет. Давайте болтать.
– Я бы хотел поболтать о вашем друге Коломбо, Кстати, мы здесь одни?
– Как видите.
Она опять начала смеяться, и Бонду мучительно захотелось сбросить с себя все и тоже упасть рядом с ней на полосатое махровое полотенце.
– Для этого здесь слишком много песка, для того, что вы хотите, и слишком жарко, мой джентльмен. А Коломбо – он мужчина, – и она прикусила губку.
Бонд увидел, что она начинает нервничать, и огляделся. Идя сюда, он, конечно, сознавал, что это поспешно назначенное свидание не было простой женской прихотью, и все же…
Он вскочил. От бокового тента, наперерез желтому зонтику, двигались трое. Он посмотрел вниз на заманчивое женское тело; глаза раскрыты, на лице равнодушие, если не отвращение. Она тихо прошептала, не открывая глаз:
– Бегите. Да бегите же, черт вас…
И он побежал. Ноги утопали в песке, сердце стучало как бешеное, но куда-то делся страх перед смертью. Осталось только одно ледяное презрение к этой женщине, Лиз Баум, а потом… Потом осталось только его бешено стучавшее сердце… Добежав до дюн, Бонд на секунду приостановился.
Эти трое, образовав треугольник, явно загоняли его в сторону моря, как загоняют оторвавшуюся от стада корову. Но зачем умирать в море? Рыбам на корм?
Бонд выхватил свой 45-й, и рифленая рукоять сразу стала мокрой от пота. Он шагнул вперед, навстречу этим ребятам, и хотел что-то крикнуть – петля веревки неожиданно захлестнула его шею, и затем последовал настолько сильный рывок, что он чуть не стоил ему жизни и шейных позвонков.
Бонд упал, проехал на животе, следом за веревкой, по песку несколько футов и потерял сознание…
Когда он очнулся, придя в себя от мерного покачивания и поскрипывания, было уже довольно поздно. Шея болела невыносимо, и он, как волк, повернувшись всем телом, увидел косые красноватые отсветы закатного солнца на белой стене каюты. Бонд лежал в матросской койке, и вокруг были только белые стены. Провел рукой по карманам– тщетно! Оружия не было.
Дверь распахнулась, и на пороге возник типичный итальянский контрабандист – хоть сейчас бери кисть и пиши с него картину – левантийский пират в дверном проеме. На голове у него был повязан цветной платок с виноградными листьями, вышитыми по краю. Лицо чуть хмурилось от сдерживаемой улыбки. Он вспоминал этого высокого человека…
Эту петлю бросил он, осторожно высунувшись из-за дюн, и теперь он чувствовал себя в долгу перед этим синьором.
– Мистер, хозяин ждет вас.
Пройдя по правому борту небольшой, но удивительно обтекаемой и быстрой яхты, Бонд оказался в салоне. Ничего лишнего. На стене картина – яхта под всеми парусами– внизу надпись: «Боже, храни Коломбину!»
На столе – свежие газеты, несколько журналов, настенный бар.
Из боковой двери вышел улыбающийся Коломбо, тоже в повязанном платке и красных засученных штанах.
Он явно притворялся оскорбленным в лучших чувствах, но его глаза – черные, как слива, – смотрели на Бонда слегка прищурившись.
– Ну, что скажет дорогой гость?
– А что скажет хозяин?
– Неприятно находиться в обществе человека, обреченного на смерть?
– Вы имеете в виду меня?
– Я имею в виду себя. Вы ведь пообещали Криста-тосу убрать меня. Вот так, не сходя с места, продали меня этой черной мрази. Я вас спрашиваю, за что, а?
– Он сказал, что вы голова этого транспорта с наркотиками. Врал?
– Он не врал. Я бандит. Бандит по призванию, да. Я занимаюсь этим уже много лет. Золото? У меня свои собственные прииски, где я распоряжаюсь дневной намывкой. Бриллианты? У меня свои собственные копи в Трансваале и Южной Африке. Биржа? У меня свои агенты. Некоторое время и женщинами торговал, отбирал самых лучших в Левантии – в этом я тоже знаю толк. В войну здорово заработал на медикаментах и черном рынке. Да одни мои рестораны приносят мне столько, сколько вам и не снилось! И я клянусь вам, – он, посверкивая глазами-сливами, торжественно поднял руку, растопырив пальцы, – я клянусь, что к этому транспорту с таблетками я не имею никакого отношения. Это дьявольское дело! А у нас в стране свято блюдут дьявола и Деву Марию. Зачем мне нужны эти наркотики, а? Сами подумайте – стану ли я мараться, имея такие барыши? И потом– это… – Он повертел головой, подыскивая слово. – В этом деле не хватает рисика! А я люблю рисковать, просто?