«Рябчики тут должны быть», — решил он, подгоняя плот к берегу. Привязал его черемуховой вицей к корню вывороченной ели, перебрался на берег, заковылял к лесу. Облюбовал высокую развесистую ель, сел подле нее на вытаявшую из-под снега колодину и вынул манок.
Рябчик долго не откликался. Ваня хотел было пройти в глубь леса, как вдруг между стволами деревьев мелькнула серая тень. Птица бежала на зов по снегу. Временами она останавливалась, оглядываясь по сторонам, поворачивая при этом красивую, с маленьким хохолком, головку. Затем, пригнувшись, бежала снова. Ване было жалко стрелять в рябчика, но стрелять надо: он не ел уже вторые сутки. После выстрела сбоку от охотника хлопнул крыльями второй рябчик. Птица тоже бежала на зов, но выстрел спугнул ее. Ваня подобрал убитого рябчика и снова поднес к губам манок. Вскоре подлетел второй рябчик и тоже стал его добычей. Выпотрошив дичь, Ваня развел костер, потом обмазал тушки глиной и сунул их в золу.
Нежное мясо рябчиков и без соли оказалось очень вкусным. Ваня съел все без остатка. Потом отгрудил угли в сторону, настелил на пепел пихтовые лапы и лег.
12
Крошатся и без того мелкие льдины на бешено ревущих порогах. Вода клокочет, ударяясь о серые громадные камни.
«Только бы проплыть, — думает Ваня, — а там до Велса близко и порогов опасных больше нет...» Он готовится к новому испытанию. Ружье и котомку крепко привязал к плоту. Привязался сам, но, подумав, отвязал кушак. Плот могло разбить на камнях. Вооружившись длинной жердью, он ждал. Плот несло все быстрей и быстрей. Вон показались из воды первые черные камни, вон вскипает второй бурун. Ваня еще издали увидел место, где река словно обрывалась. Здесь брызги и пена, казалось, висели в воздухе. Острыми и высокими зубьями торчали из воды внизу черные камни.
«Не проскочить… — мелькнула в голове мысль. — В лодке можно, и на плоту вдвоем, а одному хана… К берегу не пристать: поздно...»
Только сейчас отчетливо представил себе Ваня, что нужно было делать раньше: оставить плот выше порога, затем спуститься пешком и только ниже порога строить новый плот. На мгновение он занят этой мыслью, но уже в следующее мгновение стал быстро выгребать вправо, отводя передние концы бревен от надвигающегося с бешеной быстротой камня. Он уже не замечает, что по плоту перекатываются волны. Вот плот резко повернуло вправо, при этом он прокатился по скрытому в воде другому камню, а впереди уже стоят новые. Ваня, сколько хватает сил, отгребает в сторону, проносится один камень, второй, но вдруг удар, треск. Толчок сбивает его с ног. Падая, успевает схватиться за бревна, но они почему-то поднимаются вверх, а затем стремглав летят вниз. Холодом обдает все тело, затем бревна опять поднимаются вверх. Он видит высокое солнце, но в тот же миг что-то тупое и тяжелое бьет по голове, в глазах плывут красные, зеленые и черные круги. Захлебываясь, Ваня проваливается в холодную и кипящую бездну реки…
13
Хариус любит быстрые горные реки с холодной и светлой водой. В жару, когда Вишера становится мелкой, а в воде появляется много зеленых водорослей, хариус уходит к устьям мелких речек и ручьев. Вода здесь обычно холоднее, меньше зеленых водорослей, в которых масса клещей — злейших врагов рыбы. Здесь и ловили в старину хариуса небольшими сетями — «сырпами». Но так было летом, когда хорошо видно, как рыба заходит в сеть. Весной же вода мутная, рыбу не видно, и приходилось рыбачить теми же сырпами «на тетиву». Не каждый постигает искусство определять по осторожному подергиванию шнура, что рыба вошла в легкую сеть. Но Василий повадки рыб, как, впрочем, и зверей, знает хорошо.
— Ежели вода прибудет, то утром поедем сырпать к Лебяжьим островам, — предупредил он с вечера своих товарищей.
— К Лебяжьим так к Лебяжьим… — тянет Терентий, разжигая костер. — Руки вот только в мозолях… Прижечь надо бы…
Шест, которым рыбаки толкают лодку, за долгий путь набивает кровавые мозоли. Проткнуть их нельзя — боль от соприкосновения с шестом в этом случае намного усилится. Опыт подсказывает другое. Мозоли прижигают.
Терентий срубил черемуху и стал греть ее над костром. Когда по всей палке кора вздулась небольшими пузырьками, Терентий плотно обхватил ее ладонями. То ли черемуховая палка, то ли кожа на ладонях дымит… Терентий строит страшные гримасы, но палку не бросает.
— Держи, держи! — подзадоривает Иван. — На землю не роняй, взорвется!
Но терпению Терентия, видно, пришел конец. Он швырнул палку в сторону, замахал руками, точно крыльями, затопал ногами по лужайке.