— Язви тя, — ругается он, подойдя вскоре к костру. — Думал, что до костей мясо сгорит…
На его ресницах от дыма и от боли выступили слезы. Зато теперь ладони — что береста. Матвей покосился на его руки:
— Да-а, кожа что надо… У медведя на лапах и то тоньше…
Вскоре вскипела уха. Терентий принес выпеченные еще утром лепешки. Они полусырые, но едят их все с аппетитом.
— Стало быть, и я стряпуха не из последних… — шумно хвастает он.
После трех кружек кипятку с сахаром вприглядку Терентий растянулся на пихтовых лапах возле костра. Он раскурил цигарку и, глубоко затянувшись ею, совершенно серьезно произнес:
— Вот так-то цари да князья и жили!
Где-то неподалеку тоненько журчит ручеек, шелестят под легким ветерком прошлогодние листья, сохнет земля. На противоположной стороне реки молодые березки охорашиваются над водой. На них вот-вот начнут распускаться первые зеленые листочки, и они ждут этой поры. А на осинах лист появится не скоро. Даже после того как березы и черемухи сплошь покроются зеленым нарядом, осины еще долго будут стоять голые, с набухшими почками.
— Эх, пора-то какая, — вздохнул Семен. — Скоро пахать…
— Да-а, скоро… — задумчиво тянет Матвей.
— Скоро уж и домой собираться, — нерешительно вставляет Аристарх слово и смотрит вопросительно на Василия и Ивана.
— Собираться надо, — согласился Василий. — Давайте денька через три и тронемся… На Лебяжьих надо сушняка навалить на плот.
У костра снова воцаряется молчание. Где-то на реке шумно всплеснул камень, сорвавшись с кручи. И опять тихо. Но вот в вышине раздались громкие трубные звуки.
— Лебеди… Что-то припоздали нынче, — удивился Матвей.
— Эти не припоздали, — поправил Василий. — Эти неподалеку живут.
Птицы высоко. В светлом весеннем небе охотники разглядели их. Лебедей четверо. Они, снижаясь, летят по направлению к Лебяжьим островам.
— Эх и птички… Вот пальнуть бы! — произнес, впрочем без всякого энтузиазма, Терентий.
Его никто не поддержал.
…Некогда были эти острова безымянными. Однажды плыли мимо них два охотника в одной лодке. Вдруг из протоки выплыла пара белоснежных лебедей. Молодой охотник, сидевший на носу, быстро прицелился и выстрелил. Птица упала за островом, вторая полетела следом за ней. Когда охотники обогнули остров, они увидели, как лебедь пытался помочь своей подстреленной подруге. Он подплывал к ней то с одной, то с другой стороны, нежно обнимал ее крылом, увлекая от лодки, подныривая под нее, силясь помочь ей подняться с воды, но тщетны были его усилия. Подруга лебедя все больше и больше заваливалась на бок. Шея ее клонилась к воде, а грудь обагрили капли алой крови. Отчаявшись, лебедь повернулся к лодке и смело поплыл навстречу людям. Он пронзительно кричал, бил по воде своими широкими крепкими крыльями. Охотники, в смущении опустив ружья, даже не пытались закрывать лицо от брызг. На их глазах подстреленная птица перестала биться, и они вынуждены были подобрать ее. Видя, что люди увозят подругу, лебедь долго кружился над лодкой. Потом он поднялся высоко-высоко, жалобно прокричал в последний раз, сложил крылья и камнем полетел вниз. Грудью ударился о лодку, погиб сам, но чуть не погубил и охотников. Они едва сумели добраться до берега, а ружья, припасы, снедь утонули на перекате.
С тех пор стали называться эти острова Лебяжьими, а лебедей по всей Вишере больше не стреляли.
— Сурьезные птицы, — вздохнул Аристарх.
…Ложится туман, тонко кутает тайгу, наполняя ее ароматом весны.
14
В лесных деревнях, в поселениях таежников телефонов нет, но все новости передаются быстро. Только пять дней тому назад на прибитом к берегу обломке плота старый рыбак из Усть-Улса нашел привязанный заплечный холщовый мешок с несколькими размокшими сухарями, и вот он уже доставлен в родную деревню Вани. Привез мешок охотник, направляющийся в низовья Вишеры.
Сгрудились мужики над речкой возле часовенки, мнут в руках мешок, вздыхают. На углу мешка черными нитками выстрочено «В». Всем ясно, что это метка Василия. Значит, с ним или с Ваней случилось несчастье где-то в верховьях порожистой Вишеры.
— Плотик, по всему видать, легонький был, — рассказывает между тем охотник. — Плыть на нем можно только одному…
Одному… Старики рассуждают вслух.
— Ежели лодки у них сорвало ледоходом, так плот они сделали бы побольше — на всех семерых… Может, кто через реку переезжал из артельщиков? Но зачем тогда котомка привязана? Нет, тут дело сурьезнее…