Горностай жил неподалеку от ручья в густом ивняке. Дамка не раз видела его на охоте, но не мешала ему, как, впрочем, и он ей. Зверек был ловок, проворен и хитер. Он терпеливо выслеживал мелких птичек и ловил их на гнезде. Не брезговал он и мышами. И вот, видимо, в поисках пищи зверек пролез в пещеру. Увидев щенят, он вначале струсил, но потом, разглядев их, понял, что это совсем неопасные существа. Больше того: он отважился напасть на одного. Зверек успел прокусить щенку шкуру на шее и, конечно, добрался бы до артерии, но вовремя подоспела Дамка. Она ударом лапы отбросила горностая в сторону и, не дав ему опомниться, схватила зверька зубами. Потом собака зализала щенку рану, обнюхала других и накормила всех молоком. Затем поймала несколько мышек. Некоторые из них были еще живые. Когда они шевелились, щенята, напуганные горностаем, в страхе пятились. Тогда собака прихлопывала мышку лапой и тихонько подсовывала ее детям. После нескольких таких уроков вислоухий щенок, раненный горностаем, сам придавил мышку лапой. Она шевельнулась и затихла. Щенок посмотрел на мать, на мышку, потом опять на мать. Та ткнула его легонько носом в шею. Щенок осторожно взял мышку в рот. Так повторилось с каждым. В этот день щенята вдоволь отведали мышиного мяса.
Конечно, искусству добывать себе пищу Дамка учила одинаково прилежно всех щенков, но Вислоухий лучше запоминал уроки. Больше того: в скитаниях по лесу, при встречах с его обитателями он почувствовал, что лай, к которому прибегала его мать и братцы, не только не помогает на охоте, но в большинстве случаев вредит делу. Вот почему осенью он часто уходил в одиночку и охотился куда успешнее других. В его кладовых — местах, о которых он знал один, на черный день были то тушка зайца, то рябчика. В начале зимы, когда выпал снег, удача не стала сопутствовать и ему. Голодные, исхудалые, злые, уже довольно крупные щенки подолгу лежали в пещере, грелись друг о друга. Когда же голод становился невыносимым, они оставляли пещеру и бежали к ручью напиться, а потом к избушке, возле которой обычно водились мыши.
Однажды Дамка долго не возвращалась в пещеру. Прошли день, ночь, а ее все не было. Она пришла только к вечеру следующего дня. Пришла шатаясь, еле живая, израненная. Она долго зализывала раны, потом улеглась в дальнем углу пещеры. Утром собака не пошла на охоту. Вислоухий с братцами отправились одни. Они шли по следу Дамки, отмеченному кровью. Шли долго. В густом ельнике, у подножия скалы, наткнулись на следы драки.
В этом месте Дамке, шедшей два дня назад вверх по ручью, неожиданно ударил в нос запах мяса. Запах исходил из глубокой расщелины в скале. Дамка поднялась по россыпи камней и неожиданно нос к носу встретилась с крупной желтоглазой рысью. Рысь пожирала внутренности лося, упавшего в расщелину со скалы.
Рысь считала лося своей добычей и не могла терпеть ничьего соседства. Она сразу же, как только увидела собаку, прыгнула на нее, но Дамка сумела увернуться от первого удара. Рысь же, промахнувшись, прыгнула на камень, который от толчка покатился вниз, увлекая за собой другие камни. Как ни ловка была лесная хищница, но тут она не смогла быстро вырваться из каменного потока. Крупные камни раздробили ей лапу, помяли бока. Но досталось и Дамке. Верхние камни тоже посыпались вниз и увлекли собаку. Правда, она быстрей, чем рысь, сумела выскочить из этого камнепада, но получила ушибы. Лезть вверх, к расщелине, Дамка не решилась. Она стала осторожно спускаться вниз, и когда было уж совсем выбралась из опасного места, снова встретилась с рысью. Та, раненая, помятая камнями, все-таки решила не пропустить собаку. Завязалась драка. Шерсть летела клочьями. Собачий визг, шипение и фырканье рыси раздавались далеко вокруг. Не будь у рыси перебита лапа, собаке пришлось бы плохо, да, впрочем, ей и так досталось. Вырвавшись от хищницы, она по пути до пещеры несколько раз ложилась отдыхать и зализывать раны.
Когда молодые псы достигли карниза, за которым начиналась небольшая площадка, они увидели все ту же рысь. Хищница еще раньше услышала приближение собак. Она поджала уши, сжалась, словно пружина, и приготовилась к схватке. Но когда в проеме показались не одна, а три собачьи морды, рысь струсила. Она с угрожающим шипением попятилась назад. Конечно, три молодых пса, которым не было и года, для рыси, не будь у нее перебита лапа, были бы не страшны. И тогда она, не задумываясь, кинулась бы на них. Но теперь зверь не мог ступить на заднюю лапу. К тому же инстинкт подсказывал, что эти существа тоже голодные и будут драться не на живот, а на смерть. Кроме того, где-то неподалеку была старая собака, с которой рысь дралась вчера и с которой ей не хотелось бы встретиться снова. Но от бегства ее удерживала пища: если убежать, она достанется пришельцам. Рысь еще круче выгнула спину, подняла когтистую лапу и дико взвыла. Этого оказалось достаточно. Молодые псы отступили.