— А какой, однако, людный поселок был, — вздыхает Василий.
— Будет еще многолюдней, — уверенно говорит Иван. — Вот разведают геологи запасы, и посмотрите, какой завод тут завернем.
Санная дорога кончилась на Велсе. Охотники весь груз переложили на нарты, впряглись в них, припрягли собак и двинулись вверх по заснеженному руслу реки. Больно врезаются лямки в плечи, с непривычки болит поясница, ноги словно деревянные. Все идут молча. Только на привалах озорной Терентий подшучивает над товарищами.
— Иван, а Иван, — обращается он к бывшему моряку, — как по-флотски нарта?
— Что ты, — смеется Иван, — какие же нарты на флоте? Нет их там.
— Как нет? Есть нарты на флоте, — серьезно горячится Терентий, — плохой ты моряк, раз такое слово не знаешь… А как кухня?
— Камбуз.
— Ха-ха-ха, — заливается Терентий. — Кухню-то знаешь, как называют. Наверно, каждый день возле нее с котелком вертелся…
Спали у нодьи. Валили сухое дерево, разрубали на бревна. Комлевые бревна укладывали друг на друга и между ними в специально вырубленный паз совали бересту и сухие сучья. На снег кидали еловые лапы и ложились на них ногами к нодье. Собаки — в головах.
Ночью зябли, плотней прижимались спинами друг к другу, но холод давал себя знать. Нет-нет да и вскакивал кто-нибудь, выбивал торчащий между бревнами клин, отчего верхнее бревно плотней ложилось на нижнее и оба лучше горели. Утром наспех варили сухарницу, приправляя ее сушеным мясом, запивали кипятком и снова трогались.
На исходе третьего дня добрались до зимовья, где у охотников была срублена просторная и чистая избушка. Здесь Ване и предстояло вместе с артельщиками провести большую часть зимы, открыть первый в своей жизни охотничий сезон на далеком зимовье.
3
После ужина Иван развернул небольшую карту. Коптилка без стекла давала немного света, и охотники зажгли еще лучину. Иван принялся объяснять, в каких кварталах нужно будет строить избушки и склады. Один склад предстояло срубить возле устья Мойвы, второй — в двадцати верстах выше по течению, и, кроме того, нужно было построить три избушки.
Василий не знал грамоты. Карта с вьющимися змейками и прямыми линиями просек тоже была непонятна, но ему, старому охотнику, окрестные места и без карты были известны наизусть.
— Помните, мужики: строить избушки надо возле речек, а их тут много. Не перепутайте, когда будете место искать.
— Так до строительства-то целых три-четыре месяца, — ворчит Терентии. — За это время все равно все позабудешь…
— А ты не забывай. Примечай, где способнее будет с лесом возиться.
— А может, и каменку будем класть, — не унимался Терентий, — так заодно и камешки искать?..
— Каменки им ни к чему. Чай, летом жить-то будут, а понадобятся — сами сложат…
К вечеру мороз начал крепчать. Окно постепенно затянулось узорами льда. Охотники погасили коптилку, бледный свет луны еле пробивался сквозь окно, бросая на пол неясные блики. В предбаннике заворчала спросонок собака, на реке треснул лед, и эхо гулко отозвалось в Каменном логу. Терентий, надев на босу ногу няры, толкнул дверь, но она не поддалась, толкнул еще раз — ни с места.
— Вот лешак, — выругался он, — приморозило как! — И, нажав покрепче, вывалился наружу.
Подышать свежим воздухом собрались Иван с Семеном, не утерпел и Ваня. Он выскочил вслед за ними и чуть не задохнулся морозным воздухом. Луна, словно застыв над лесом, голубым светом озарила окрестные дали. Длинные тени гор местами скрыли тайгу, и лес казался каким-то пестрым.
— Гляди, гляди на медное солнышко, — пошутил Иван. — Теперь до марта настоящее-то редко видеть будешь… На охоте всегда так: день не заметишь, а ночь длинна — что у цыгана дорога, надоест…
Утром в избушке тепло — она не выстыла за ночь. Только на стеклах маленького оконца образовался толстый слой льда. Терентий, натягивая рубаху, подошел к оконцу, поскреб лед, обернулся к Матвею.
— Давай, Матвей, пешню. Стекло околоть надо…
Тот хитровато глянул на Василия и в тон Терентию ответил:
— Я-то бы не против, да что вот тесть скажет. Наточил он ее. Может, опять плотничать придется…
Охотники засмеялись. Как-то в позапрошлом году Василий, проходя осенью мимо старого французского склада на Велсе, заметил валявшийся без дела дверной крючок и петлю. Находку он положил в лузан — пригодится. Когда пришли на зимовье, крючок был приспособлен к дверям. Но однажды, уходя последним, Матвей крепко хлопнул дверью. Крючок же не висел как обычно, а был приподнят. От толчка он упал на петлю, дверь закрылась. Матвей о случившемся, понятно, не знал, а вечером его ждал разнос.