Я обвел взглядом стены — они сшиты из длинных полос бересты, вероятно, в два слоя: ни ветер не продует, ни дождь не промочит, ни мороз не проберет. По кругу у стен были разостланы шкуры, на которых нас и попросили устроиться.
— Мартын говорил, что вы давно уже без мяса. Угощайтесь, — сказал хозяин.
Гора дымящейся оленины высится на деревянном блюде. За этим необычным столом мы и познакомились окончательно.
Родственники-оленеводы на кооперативных началах пасут в горах стадо, собранное у многих мансийцев.
Дмитрий с семьей и братом живет в родовом становище на далекой лесной речке Лепле. Там у них старинная изба, доставшаяся братьям от старика отца, Ильи Самбиндалова.
Тимофей Пеликов, или, как называют его здесь, Тимка, живет в захудалом теперь сельце Пелым, бывшем когда-то укрепленным городком югорского князя Молдана. И сестра его Дуся родилась в этом же историческом селе.
Каждую весну родня пригоняет общее стадо сюда, на склон Пумсаюмнёла со стороны речки Сулпы. Все лето кочуют по Уральскому хребту, а к осени снова возвращаются к Пумсаюмнёлу, и как только горы покроются снегом, уходят к своим зимним домам: Дмитрий с Алексеем на Леплю, Тимка — на Пелым.
Мне приятно было слышать музыкальную речь Тимки. Не понимая слов, я просто любовался удивительным благозвучием мансийского языка.
Тон всему разговору продолжал задавать Дмитрий:
— Вы, мужики, далеко ведь собрались! Успеете ли дойти до Сампалсяхля? В горах скоро будет снег!
— Должны успеть. Будем торопиться.
— Обратно идите этой же дорогой. Мы будем стоять здесь долго. Погреетесь у нас…
Соображаем, что, пожалуй, надо прислушаться к советам оленеводов и завтра рано отправиться через Урал. А возвращение свое, может быть, и впрямь запланируем по этому же пути, ближе к людям.
Поздно ночью вышли из чума. Торжественная тишина гор дохнула на нас, насторожила. Чистое звездное небо сулило ясную, безоблачную погоду. На фоне ярких светил черным силуэтом рисовалась голова каменного патриарха Лунтхусапа.
— Неужели скоро будет снег? — спросил я.
— Всякое бывает у нас тут, — лаконично заметил Дмитрий.
К РУИНАМ ХУЛАХПИТИНГНЁЛА
Собираться в новый путь всегда интересно!
Пройти безвестной тропой, перевалить Урал, выйти к реке Унье, увидеть загадочную вершину Пурра-Монит-Ур…
Рано утром мы прощались с каменным стариком Лунтхусапсяхлем. Расставались с озером и своим кедровым приютом на Саввае.
— Место доброе: трава для коней есть, вода рядом, сухих дров навалом, — рассуждает Мартын.
— На обратном пути надо тут и остановиться, — говорит Евгений.
— Не возражаю, — соглашаюсь я.
Оленья дорога здесь великолепная. Проходит среди изумительного березняка, пересекает главный, озерный, исток Лозьвы и потом долго тянется по склону гребня, названного в честь берез Хальнёлом.
Это о таких березняках писала Варсанофьева:
«Горные леса у верхней границы представлены зарослями «бетула тортуоза», невысокой березки с причудливо искривленным стволом и ветвями. Леса эти производят очень приятное впечатление. Они скорее похожи на цветущий сад… «Бетула тортуоза» — очень светолюбивое дерево. Отдельные экземпляры растут на значительном расстоянии друг от друга, и между ними прекрасно развивается богатая луговая растительность».
И вот снова подъем в гору. Постепенно мы взбираемся на гигантскую луговину посреди Урала. Мартын останавливает коней возле каменных печек, выложенных оленеводами в давнее время.
— Вот и перевал Поры-Тотне-Сори…
При этом названии я встрепенулся: его я встречал в записках Варсанофьевой! Теперь уже определенно мы идем ее дорогой!
— В старое время, — продолжал Мартын, — наши люди много медвежьих дудок свозили сюда с западного склона… За это и назвали перевал…
«Поры-Тотне-Сори» переводится так: «поры» — зонтичное растение борщевик, по-народному пикан, растение с толстой мясистой дудкой, лакомство мансийской детворы и взрослых, его охотно поедают и медведи; «тотне» — означает «привезти», «сори» — низкая седловина, перевал. И вот как будет по-русски: «Перевал привезенных медвежьих дудок».
История этого названия, очевидно, такова. За перевалом, на западном склоне, растет много борщевика. Любители этого растения занимались сбором его и свозили на нартах сюда, на гигантскую ровную луговину, где всегда был стан оленеводов. Угощали ребятишек, сами лакомились дудками, для лучшего вкуса поджаривали их над костром. Постепенно за перевалом и утвердилось такое имя.