— А здесь до Уньи еще ближе: километра полтора!
Все эти луговины он знает превосходно: они служат оленеводам надежным становищем.
Кстати, нам уже следует подумать о ночлеге: солнышко низко опустилось над горной далью. К основному руслу Вишеры сегодня нам не дойти.
Спускаемся вдоль Малой Вишеры, и под горой Хальсорисяхль среди березняка, разукрашенного осенним золотом, устраиваем привал. Одинокая развесистая ель служит нам надежным шатром. Трава — лошадям по брюхо. Ручей — рядом.
Истинный житель тайги, Мартын, здраво оценивает обстановку:
— В лесу-то всегда лучше, чем в горах!
К ХИМЕРАМ САМПАЛСЯХЛЯ
Свист Мартына разбудил нас утром.
— Чего веселишься? — недовольно крикнул ему Евгений.
— Глухаря хотел посадить.
Мы с Евгением вопросительно посмотрели друг на друга. Оказывается, манси считают, что когда мимо охотника пролетает глухарь, надо свистеть: птица сделает круг и вскоре садится.
— Сие похоже на анекдотик! — смеется мой помощник.
Но Мартын не обратил внимания на смех: он считал нас профанами в делах охотничьих. И правильно: можно ли не доверять человеку, выросшему среди таежной природы!
Без промедления собираемся в путь, чтобы пораньше достичь конечную цель нашего похода — гору Сампалсяхль.
Вершиной березового перевала — Хальсорисяхль — начинается над нами массивный хребет Яны-Емти. Это большая плоская возвышенность, которая занимает громадное междуречное пространство между Малой Вишерой и Лыпьей. Мы без труда взбираемся вверх и видим необъятную равнину, уходящую далеко на юг.
На перешейке, через который с Малой Вишеры на Лыпью перебегает березнячок, замечаем крохотное озерцо: пять на восемь метров.
Мартын грозит нам пальцем:
— Тише! Утки бывают на Мань-Туре!
Мы с Евгением недоверчиво улыбаемся: могут ли в луже водиться утки! Но с озерка взлетает пара чирков и уносится в ту равнинную даль, которую нам предстоит пройти.
Отсюда хорошо виден исток Лыпьи. Он на другой стороне лога, под самым куполом возвышенности. От нее начинается большой горный массив, называемый у русских Лыпьинским камнем, а у манси считается продолжением хребта Яны-Емти. По верховьям Лыпьи проходит граница Пермской области и Коми АССР.
Постепенно горы заволакиваются облаками. Туман настигает нас. Мы перестаем видеть рельеф. Мне невольно вспомнились слова Варсанофьевой:
«Когда идешь в облачный день по такой поверхности и не видишь горных далей, трудно себе представить, что находишься в горной стране. Получается полная иллюзия плоской, равнинной тундры».
Так говорила путешественница именно о Яны-Емти.
Как будто угадав мои мысли, Мартын останавливает коня и обращается ко мне:
— Отец говорил мне, что Вера Александровна видела, как я родился. Родился я там, — показал он в только что скрытую облаками даль, — у самого сердца Яны-Емти. Это камень большой. Вроде столбов Мань-Пупы-Нёра.
Вновь очистилась даль от облаков. Перед нами открылась долина Лыпьи с красивым скалистым бугром над ней.
— Тальхытахтэсчупа, — произносит мансиец, показывая на камень. — Острокаменный бугор значит.
Солнечный луч, пробившись сквозь облака, осветил скалу, потом спустился к Лыпье и заиграл на бурлящем перекате реки — перед нами открылся великолепный пейзаж. Такие картины в природе бывают одно мгновение. Их надо успеть увидеть!
Легкий спуск по широкому лугу с одиноко стоящей стройной елью приводит нас в березняк. Но дорога не спускается к реке: она лишь огибает россыпи, стекающие с вершины слева, и снова взбирается выше леса.
Всюду следы оленеводческих стоянок.
Под конической горкой в виде чума совсем свежая стоянка: печь для хлеба, след от костра, охапка мелко нарубленных дров, навес для просушки одежды.
— Это, наверно, Анямов Андрей Алексеевич или Колька Бо́дагов стоял тут, — размышляет Мартын.
Примятая полозьями нарт трава, свежий олений помет — пастухи были здесь недавно. Они спустились к Вишере. По их следам направляемся и мы.
Крутой спуск по березняку приводит нас в дикий, нетронутый лес. Тайга высокая, дремучая, с преобладанием темнохвойных пород: ели, пихты, кедры. Великаны кедры неимоверно толсты, наполовину высушены. Земля под ними устлана истлевшими колодами от деревьев еще более внушительных размеров. Эта тайга не знает ни пилы, ни топора!