Это было «да». Она сидела в машине, пока Иван оплачивал номер, сообразив заказать доставку шампанского и конфет. И вот уже он пытается открыть замок, но ключ сопротивляется, не попадая в замочную скважину. Есть! Едва закрылась за ними дверь, а он уже обнимал отвоёванную у мира женщину и пробовал на вкус её губы. Его руки везде — сбрасывали лишнее, гладили, изучали желанное тело желанной женщины, а душа тихо пела от счастья.
Неделю или две Иван каждый день вспоминал эту безумную ночь. Горячее дыханье, шёпот, слова, которые Маргарита никогда бы не произнесла днём, её громкие вскрики и закрытые в истоме глаза, когда получившее порцию любви тело замирало на белых простынях — все эти картины и звуки не давали ему покоя. Он помнил мягкие волны её волос на своём лице и приятную припухлость женских губ, исцелованных им, по-детски впирающие ключицы под шёлковой, изнеженной турецким летом кожей и милую впадинку пупка, которую Иван трогал языком, пока его руки скользили по её бедрам… Всё, хватит! Тело любимой женщины, зовущее к себе без слов, кто разгадает все твои загадки?
Прошла целая вечность, пока они встретились снова. Маргарита ждала его у себя дома, в маленькой чистой квартирке на Бородинской улице. В назначенное время он вошёл сюда осторожно, боясь столкнуться с её сыном, которого ещё ни разу не видел.
— Не беспокойся, нам никто не помешает, — сказала Маргарита, заметив его настороженный взгляд, брошенный в глубину квартиры.
Иван кивнул и, снимая куртку, позволил своему взгляду медленно пройтись по телу женщины. А она, сделав шаг назад, уже развязывала пояс шёлкового халата, открывая его глазам то, что он страстно хотел увидеть.
— Наконец-то… Я так ждал этой встречи…
Глубоко вздохнув, Иван подхватил на руки свою драгоценную ношу…
В любовной игре они были идеальной парой, совпали во многом: в ритме движений слившихся тел, в синхронности завершения любовного акта. В ту вторую встречу они неистово любили друг друга, пытаясь насытиться любовью до следующей встречи. Когда она будет — неизвестно, надо быть осторожнее. Он боялся, что Мария узнает об этой связи, а так не хотелось обижать её. Пусть никогда не узнает о предательстве мужа.
Мария… История их знакомства заслуживала отдельного романа, над которой долго будет ахать благодарный читатель. Да, тут есть, что вспомнить…
Иван Баринов — молодой парень, только что вернувшийся из армии в родной город. Оглушённый долгожданной свободой, свалившейся на него, как награда, после тупой армейской муштры, он крепко загулял. Весёлая компания, вмиг сложившаяся вокруг него, пока у молодого человека водились деньги, не давала ему начать новую, правильную жизнь, где была бы работа, мечты об учёбе и полное отсутствие праздности. В минуты трезвости Иван маялся от собственной никчемности, как-то даже пустил слезу, но гулянки не прекратил. Отец начал ворчать, встречая возвращавшегося под утро сына, от которого за версту несло перегаром и который потом полдня валялся на диване.
Честно говоря, работу Иван искал, хоть и не особо старательно, но пока не везло. Рюмка-другая водки примиряла с этой несправедливостью — после выпивки всё наполнялось другим, высоким смыслом, где наличие этой самой работы не имело никакого значения.
В отличие от него, отец, человек суровый, к тому же получивший крепкую советскую закалку, не представлял жизни без труда, без работы, конечно же, любимой. Уже через месяц он не выдержал разгульного образа жизни единственного сына и устроил ему головомойку. "Не потерплю", "вон из дома, лоботряс" — он бушевал минут десять, пока не прошёл запал.
— Дурак ты, дурак, Ванька, — успокоившись, отец сел за стол, положив перед собой натруженные руки, руки человека, много лет отработавшего на Кировском заводе. — Без матери-то совсем распустился. Жизнь псу под хвост решил отправить? Ведь так и пропадёшь… — расстроенный, сгорбившийся, он выглядел старше своих лет. — Хоть бы женить тебя, дурня, чтоб жена уже мозги вправляла? Чтоб заботы семейные появились?
— Жениться? — Иван, молча пережидавший бурю, наконец, подал голос. — На ком? На первой встречной?
— Да хоть на первой встречной! Но ведь тебя и на это не хватит, — отец презрительно скривил губы. — Слабак!
Почему-то именно это слово больно задело. Да, он лентяй, бездельник, но слабаком Ивана ещё никто не называл. От обиды что-то взыграло в нём, может, жажда справедливости, а может, выпитая накануне изрядная доза портвейна?