– А где «кришечки»?
Имелись в виду крышечки из фольги – для них был выделен специальный мешочек. Каково?
Несмотря на свою глубинную общественную сущность и избыточные «севкоры», с комсомолом я решил не выставляться. Комитет комсомола в институте, конечно же, наличествовал, но существовал незаметно. На среднестатистического функционера «от системы» был похож только один сотрудник института – начальник первого отдела, солидного возраста отставной военный. Радеть за комсомол мне не хотелось ещё и потому, что на «ненашенской территории» его, мягко говоря, недолюбливали. У меня состоялось несколько диспутов на политические темы – я крайне удивился идейной «незрелости» и скрытому недовольству моих, хоть и западных, но всё же, советских оппонентов. Прибалты вечно были чем-то недовольны.
Даже в Риге я не избавился от навыка всюду замечать наглядную агитацию. До сих пор помню пару лозунгов на латышском: «Musu devizu – augstu kvalitati katra darba vieta» (Наш девиз – высокое качество на каждом рабочем месте). Одобряю! И второй, насколько дурацкий, настолько же в своё время популярный: «Ekonomika jabuf ekonomiskai» (Экономика должна быть экономной). Кстати, откровенно самовосхваляющих или к чему-то зовущих коммунистических лозунгов, типа, «Да здравствует (по-латышски «Lai dzivo») то-то…», я не встретил. Они хоть и были «в тему», но какие-то спокойные, видимо, с учётом латышской специфики.
После работы я никогда не отказывал себе в удовольствии прогуляться пешком по старинным мощённым улочкам. Выходил обычно сразу за Горьковским висячим мостом через Даугаву на улице Торнис, что в Старом городе. Шёл по улице Яуниела, мимо дома, в котором «жил» Шерлок Холмс – он же Василий Ливанов, и где профессор Плейшнер-Евстигнеев не заметил сигнал опасности – цветок. Ведь эти эпизоды из «Приключений Шерлока Холмса» и «Семнадцати мгновений весны» снимались в Риге. С удовольствием прогуливался по улицам Яня Сета, Вальню, через Площадь 17 июня, на которой стоит Домский собор с лучшим органом во всём Советском Союзе. Интересно, что многие дома в Старом городе были с печным отоплением – всюду витал запах угля, а дымоходы обслуживались цехом потомственных трубочистов, одетых в традиционные, немного бутафорские, как мне казалось, средневековые одежды. Но это лишь добавляло экзотики.
А вот музей латышских стрелков, «акушеров» Октябрьской революции, и памятник им рядом с этим музеем выглядели чужеродными, словно угрюмые, тяжёлые аккорды в мажорной мелодии Старого города. Оконченная мною в Казани средняя школа №90 находилась на Танкодроме, на улице Латышских стрелков. У нас в школе даже был музей: революционная Красная Латышская дивизия в гражданскую войну освободила Казань от белогвардейцев. Но, несмотря на это, я не испытывал ни малейшего желания заглянуть в рижский музей. Тем более, знал, что многих уцелевших после гражданской войны латышей-революционеров товарищ Сталин, бывший их соратник по революционной борьбе, впоследствии «убрал» – переродились, дескать, со временем.
Дальше, от Старого города я шёл под перезвон и стук трамваев по улице Кришьяниса Барона, на ней было много диковинных для меня шляпных салонов. Не мог я не заметить и то, что в Риге, как и во всей Прибалтике, был настоящий культ цветов – в букетах и букетиках, в горшках и горшочках, больших и маленьких, они радовали глаз буквально повсюду. Любопытно, что у латышей принято дарить цветы и мужчинам. Впервые в жизни мне вручили букетик жёлтых нарциссов на 23 февраля – я с некоторым недоумением и с удовольствием принял такой непривычный для себя подарок. Причём, все продаваемые на улицах цветы были не привозными, и торговали ими местные, а не кавказцы, что также было для меня внове. Зимой букеты и горшочки с цветами прятали в небольших закрытых этажерках из прозрачного оргстекла, в каждой ячейке с букетом горела маленькая свечечка. В тёмное время суток уличные цветочные ряды мерцали ровными рядами приветливых тёплых огоньков. Красота!
За Рижским драматическим театром, где блистала тогда знаменитая Вия Артмане, по улице Миера, за трамвайной линией я набрёл как-то на довольно большое заброшенное русско-немецкое кладбище. Оно просто заворожило меня обилием шикарных, но, к сожалению, заросших и сильно обветшавших могильных памятников с довоенными датами смерти. Под ними – могилы русских эмигрантов: офицеров русской армии, коллежских асессоров, титулярных советников и сословных купцов (это было высечено с трогательными «ятями», «и» с точкой и твёрдыми знаками).