— Ну и чем все закончилось, Марго? — с придыханием задает вопрос Демон.
— А тем, что он все-таки сорвался…
— Как сорвался?!! — хором грянули мы.
— Вот так и сорвался… Благо, на пол балкона, а не наружу! Я после всех этих переживаний лишилась, наверное, нескольких лет жизни, — Марго попросила у меня сок и принялась уничтожать его жадными глотками.
— Да-а, — задумчиво протянул Демон.
Марго отставила пустой стакан в сторону.
— Колено он расшиб сильно, когда упал. Уходил, хромая. Извинился, правда, передо мной за все… Сказал, что у него уже есть любимая девушка… Если это так — зачем же вы ему испытания подобные устраиваете?! Хотя это ваше дело. Все вы немного чокнутые…
Мы погрузились в раздумья. Каждый по-своему пытался истолковать себе случившееся. Меньше всех понимала, конечно, Марго — но похоже, она была этим только довольна.
А потом явилась официантка и выставила на наш столик четыре бокала красного вина. Мы ошалело на нее уставились ― ни я, ни Демон, ни Марго ничего не заказывали. Официантка уловила наше недоумение.
— Вы разве никого не ждали? К вам желают подсесть.
В моих мыслях почему-то тут же возникли образы «мундиров» из политотдела. Нервы ни к черту. Но не одно ― так другое! Прихрамывая на правую ногу, к нашему столику ковылял Слива…
— Ждали, — одновременно все втроем подавленно выдохнули мы.
Официантка, элегично закатив глаза, отошла.
— Приветствую тебя еще раз, Марго, — тяжело опускаясь на стул, произнес Слива с жирным акцентом на слово «Марго», — и вас, братья мои, не видящие себе места в жизни без благотворительных акций.
Какой же иногда Демон тоже дурак бывает.
— Ты знаешь эту молодую леди, Слива? — спрашивает, изображая завиральное удивление. — Вот те на! А мы с ней только что познакомились, но назвалась она Лизой…
Конечно, Слива уже обо всем догадался — что-то припомнил из наших давних рассказов, сопоставил, где-то сама Марго себя, может, чем выдала — и усложнять ситуацию еще большей ложью было бессмысленно. Я напрямую заявил об этом Демону, и дальше рекой полились выяснения, объяснения, извинения. Хорошо, что все в итоге утряслось. В знак худого, бедного, но все же мира — выпили по бокалу вина. И Марго, простившись со всеми, первой нас покинула. Я заметил, как Демон провожал ее полным тоски взглядом.
— Не злись на меня, Слива. Не злись, брат, — заговорил он. — Если кто-то и потерял во всей случившейся истории — то это я…
До Сливы, разумеется, не сразу дошел смысл сказанного.
— Мне хорошо с ней. Она нужна мне. А как она теперь, после всего, станет относиться ко мне? Бог ее знает.
— И ты допустил… А если бы я и в самом деле трахнул ее?! — Сливиному возмущению не было предела. Он не мог этого принять.
— Гоголь тоже трахал ее (при таких, не затруднивших Демона словах я поежился), и еще, наверно, как минимум десятки тех, кого я не знаю, трахали ее. А у меня сколько половых приключений было, ты воображаешь? Мне не важно. Я об этом не люблю задумываться. Я же говорю ― мне хорошо с ней… и все. Поймешь ли?
Слива молчал, глядя перед собой немигающим взглядом ― будто действительно вознамерился вот так, за кроху времени, одним только холодным разумом взять и разобраться в целом пласте чужой души.
— Но насколько я успел узнать ее — ей никто не нужен, — вздыхает Слива в какой-то момент. — Был бы только рад ошибаться.
— Порой мне казалось, что я… ей нужен, — рассеянно, с усталостью в голосе выговорил Демон, словно произнес мысли вслух.
— Да, — напомнил я друзьям о своем скромном присутствии, — бывает и такое. Два человека, которым никогда никто не был нужен, оказались нужны именно друг другу… Алло, барышня! Можно вас попросить еще по бокальчику вина для нашего столика?
Не раз еще заказав «по бокальчику» и напившись в итоге до самозабвения, мы покидали «Находку», когда совсем стемнело и на небе высыпали звезды. Мы спотыкались и толкали один другого, наскакивали на редких и перепуганных прохожих, плели чушь, сквернословили, пачкали одежду, теряли по дороге туфли; у меня с новой силой раскалывалась голова, а Сливу усердно поташнивало — но все это не прогоняло вернувшейся легкости на душе. Сколько несусветной глупости вместил в себя завершившийся день, не важно — а трое друзей вновь могли смотреть друг другу в глаза, не отводя взглядов.
Мы как раз проходили мимо дома Марго, музы нашего сегодняшнего пьянства, словно сговорившись, не поворачивая в сторону слишком знакомого белокаменного гиганта своих лиц.
— А знаешь, Гоголь, — повис на моих плечах Демон, так что у меня аж прострелило в спине, — мы все-таки с тобой ненормальные. Имбецилы просто какие-то!
— Имбецилы, — согласился я, — конечно, мы имбецилы.
— Мы такие имбецилы, что я охреневаю! Такие, что если бы существовал всемирный конкурс имбецилов, мы уж точно заняли бы на нем второе и третье призовые места.
— Почему же не первое?
— Да потому, что мы имбецилы!! — загоготал Демон, оставляя меня в покое.
— Первое занял бы я, — поспешил уверить нас Слива, и тогда уже до рези в животах мы расхохотались все вместе.
Но вот смех наш смолк, а шаг сбился.
На краю дороги, между деревьями, стояла Марго. Ее взгляд был устремлен на нас. Вернее, на одного из нас. Влекущие губы улыбались вместе с глазами — я видел, потому что свет фонаря падал ей прямо на лицо, захватывая и верх нового, переодетого платья. Некоторое время мы так и таращились в ответ, не в состоянии проронить ни слова. Пауза затянулась, и даже Марго успела смутиться. Еще секунда — и она бы ушла.
— Ладно. Давай топай, — Слива похлопал Демона по плечу и подтолкнул в направлении поджидавшей нашего друга красотки.
Демон неуверенно на нас оглянулся, но мы со Сливой уже продолжали путь домой, на пару разыгрывая жутко увлекательную беседу.
Выходя на поворот, все-таки обернули свои изнемогающие от любопытства взоры ― Марго и Демон так и стояли, целуясь, под тем фонарем, где мы их оставили.
Демона нещадно шатало из стороны в сторону, но Марго смиренно переставляла ноги в такт с ним, чтобы удерживать равновесие их стройных, обнявшихся тел.
— Как будто танцуют, да? — улыбнулся Слива.
— Ага, Слива… будто танцуют… Пойдем-ка, брат, спать. В свои холодные холостяцкие берлоги!
Глава 3. Она
26 мая
Иногда ум за разум заходит, как хочется сбавить жизненные обороты, погрузиться в покой и тишину, упиться благословенным бездельем в ожидании счастливого аванса от судьбы. К чему все тревоги, переживания, неужели без них и шагу ступить нельзя? Сколько, представить только, фантазий за историю человечества наплодили обладатели талантливейших мозгов, но худосочных тел и атрофированной воли. «Какое издевательство, — мучился в душе каждый из этих живших, возвышенных мечтателей и трогательных чудаков, — быть тем, в чьей шкуре родился, не уметь изменить ничего… хотя наитие неустанно рисует образ сверхчеловека, обернувшись которым, ты враз и навсегда покончил бы со всеми своими невзгодами». Вот и я, точно они, — начнешь думать — и думаешь, думаешь, пока не передумаешь одну и ту же призрачную мысль на все лады.
Бедлам в голове, и только. А начинается все с чепухи. С желания покоя на один-единственный вечер. Вот он наступает, пожалуйста — заказывали? Но ты вдруг сам не знаешь, что тебе с таким приторным, непривычным, как против шерсти зачесанным вечером делать. Можно подумать, ножницами — чик! — отхватили от календаря и выкинули в неосязаемое безвременье. Сам себе кажешься инопланетянином. Сам себя, напасть какая-то, перестаешь понимать. И все не так. Будто вышел из комнаты с устроенным порядком, вернулся обратно — а все предметы на новых местах. Поди разберись, где что лежит…