— Я знаю об этом, — покивал майор благодушно. — Контакт, замечу, вы использовали просто замечательно. Остроумно, я бы сказал. Так вот, не помните ли вы содержание беседы с контактом Перевозчикова? В общих чертах? Ну, например, не говорили ли вы о работе, о стажировке в Америке?
— Говорил, — досадливо покраснел Кухарчук. — Полагал, что таким образом больше расположу к себе…
— Опишите его, — попросил Шмаков.
— Высокий, лысый… Причем характерная такая лысина, острая, как дыня. Очень широкие плечи, длинные руки. Да, еще заметные уши — оттопыренные, с большими мочками. Вроде все.
— Прекрасный портрет, — похвалил майор. — У вас замечательная память. А фамилию не помните?
— Нет. Но можно поднять мой рапорт.
— Спасибо, — поднялся майор. — Вопросов больше нет. Хочу поздравить с быстрым продвижением по службе. Успехов вам, Евгений Александрович, на новом поприще.
— И все? — удивился Кухарчук. — Извините, господин майор, но вашей работенке не позавидуешь. Из-за какого-то лысого обормота… Можно было по телефону все решить.
— Можно, — согласился майор. — Но… неинтересно. А работенка нормальная, не скучная работенка. Бывает, из-за одного обормота она и стоит на месте. А нашел… лысого да рукастого… да ушастого… Дело и завертелось.
Он протянул Кухарчуку мягкую теплую руку, надел шляпу и ушел. Кухарчук походил по кабинету, пиная рассеянно коробки, потом сунулся в комнату связи, где восседал самый первый дежурный по новому подразделению, сухопарый и жилистый Пешнев:
— Спросит начальство… Звони домой либо в машину. А теперь соедини с казармой.
Чекалина нашли быстро.
— Чем занимаешься? Манатки пакуешь? Не спеши пока… Помнишь, откуда мы первый раз в маршрут пошли? Правильно, от «Литгазеты». Через два часа жду вас там с Жамкиным. Взять оружие, уоки-токи. Да, обязательно оденьтесь в гражданку! Ну, я не знаю… На картошку в чем ездите? Вот так и одевайтесь.
Он постоял, сжимая в руке замолчавшую трубку, потом подмигнул Пешневу:
— Ничего не слышал, ничего не видел! Желаю успехов в боевой и политической подготовке. Зубри, брат, названия партий.
— Спасибо, господин подпоручик! — вздохнул Пешнев.
А приятно все-таки звучит — господин подпоручик, подумал Кухарчук, трогая свой «фиат». Ну, Шмаков, погоди… Не надо темнить, майор! Темнить мы и сами умеем. Дался тебе председатель Европарламента… И ходок этот, Перевозчиков, нужен, как зайцу стоп-сигнал. Кухарчуку точно было известно, что дело о покушении закрыто.
Жил он теперь неподалеку от дивизиона, на Новой Божедомке, в небольшой квартире, которую не так давно занимал сбежавший замначопер Стовба. Пешком — пять минут, не больше. Просто еще не накатался на собственной машине. И потом, раз петроль за счет конторы…
Дома он откушал стоя, разглядывая в окно гнусную морось. Разогрел котлеты в фольге, закусил кефиром с витаминным наполнителем. Позвонил Пешневу. Майор Гусев не объявлялся, а полковник не спрашивал. Очень хорошо. Леди с дилижанса — пони легче. Потом Кухарчук перетряс свои достаточно скромные манатки, вдумчиво переоделся. Натянул потертые армейские брюки с накладными карманами, такие брюки были модны у безработных и богемы. Носочки шерстяные, мамой связанные, надел. А потом — туристские ботинки с подковками на рантах и ребристой подошвой. Застегнул влагонепроницаемую куртку, подбитую овчиной, совсем хорошо стало. Завершила маскарад серая кепка-шестиклинка. Посмотрел в зеркало — остался почти доволен собой. Одно огорчило — усы торчали из-под кепки, словно веники. Взял ножницы и со вздохом подкорнал красу и гордость. Теперь он казался обычным московским мужичком. Хоть слесарь, хоть горилла в подпольном бардаке… Искусство требует жертв. Можно — усами. Подумал и нацепил под мышку полукобуру с «береттой» — незаметная, надежная машинка, давич пристрелянная. Вдруг пригодится.
На улице по-прежнему шел дождь пополам со снегом, ветер метался и сек лицо ледяными хлыстиками. Как ни хотелось ему покатить в новой машине, но сдержался. Не к девушке собирался. Проверил противоугонное устройство, похлопал «фиат» по алому боку и отправился на Самотеку. Вязкая влага всхлипывала под башмаками, оседала на штанах. Пока добрался — забрызгался, словно дворняга. Ничего, подумал, надо и к этому привыкать.
По Самотеке текли машины. Еле перебрался под путепроводом через дорогу. На Цветном бульваре было относительно пусто, лишь роились у мокрых скамеек спекули — для этих у природы нет плохой погоды. Наконец вышел он к «Литгазете». И сразу увидел Жамкина с Чекалиным. Торчали они, как на посту, у стеклянных дверей подъезда, терпеливо снося заряды дождя.